Девушка по имени Москва. Ринат Валиуллин

чердакам, – кивнул на тележку с макулатурой Кирилл.

      – Там красиво.

      – Настолько, что можно два раза?

      – Каждый раз как в первый, – обреченно улыбнулся шутке шефа Мефодий.

      – На что похоже?

      – Похоже на то, что передала Фэ:

      Житель Петербурга так же холоден, как и город, но у него всегда есть в запасе залп «Авроры».

      – Ну а своими словами? Правым, правым. Развивай правое. Скоро только образное мышление поможет отличить роботов от людей.

      Мефодий задумался и выдал:

      – Питер словно корабль, то романтичный, как парусник, то мрачный, как ледокол. – Затем посмотрел горделиво на Кирилла.

      – Сам придумал?

      – Как тебе такое?

      – Вкусно. По-флотски. Блюдо такое, ты в армии не был, тебе не понять.

      – Вот еще: «Когда мне было одиноко, я ехала в Питер, не знаю почему. Наверное, он был лучшим моим любовником. Внимательным, вдумчивым, холодным, ранимым, абсолютно безразличным к деньгам. Даже поесть здесь можно было за копейки и втридорога, но одинаково вкусно или безвкусно. Все зависело от его настроения, но даже не имея никакого настроения, а только дождь, к одиноким он был благосклонен и принимал их на раз. Климат – это не погода, это – люди».

      – Ладно, уговорил. Слетаю на досуге.

* * *

      Город вздрогнул. Полдень. Выстрел пушки заставил вспорхнуть со шпиля Петропавловки ангела, тот облетел крепость, снова прижался к шпилю к золотому пилону и, заправски провернув пару кругов, вспомнив об обязанностях, замер, уставившись на город. Краем глаза он видел, как в окне второго этажа филфака медленно подходила к концу вторая пара. Преподаватель, посмотрев на часы, словно не доверяя пушке, из которой каждый день город пытался покончить с собой, тем самым пытался стряхнуть романтический налет с обитателей Северной столицы.

      Пытаться для любого представляло из себя пытку. Все знали, что пушка заряжена холостым, и никто не верил в серьезность намерений. С одной стороны, все это было похоже на фарс, чтобы пощекотать нервы «Авроре», с другой – кончились снаряды. Они экономили, не более одного в день. Часы ударили в ухо 12 раз, и это был нокдаун.

      В этот раз выстрел достиг цели. Попали пальцем в небо, задели тучку. Питер зарыдал. Восстановленная путем круговорота воды в природе тучка обрушилась сверху ливнем, со всей своей страстью, будто решила напоить его любой ценой. Будто у того была жажда. Питер и жажда – две вещи несовместные. Словно кто-то подкармливал здесь облака, они налетали, забивали небо до состояния полной облачности.

      Студенты заерзали на местах и начали потихоньку собирать в сумки свой скромный эпистолярный жанр. В кармане у Мефодия завибрировал телефон. Звонил Кирилл. Препод взял трубку.

      – Выгляни в окно.

      Мефодий нехотя подошел к стеклу.

      – Видишь меня?

      – Нет.

      – Я тебе машу. С Петропавловки.

      – Понял, «ну привет тебе, привет», – ответил ему классиком Мефодий. – «Пусть струится над твоей избушкой…»

      – Слышь, хорош в меня из лиры палить. Я же по делу. Скоро у мира д.р. Пойдешь?

      – Да,