Дистимия. Булат Ханов

голосами.

      – Максим Алексеевич! Максим Алексеевич!

      Меня выплеснуло из сна, как из-под толщи воды. Я взметнулся кверху, заложенная посередине книга американского рокера сорвалась с живота на пол. Рыжов стучал в дверь и звал меня по имени.

      – Секунду! – крикнул я. – Поднимаюсь!

      – С вами все в порядке?

      – В полном! Секундная задержка!

      В казарменном ритме были надеты брюки и рубашка. 10:08. Вот чудеса: почти четыре часа проспал, будильник пропустил.

      – Секунду!

      Помнится, семинар в Нижнем также задержали из-за моего опоздания. Задремал перед завтраком. Организм банально не справляется с нагрузками, сигнальные системы барахлят.

      Рыжов не смутился, завидев меня на пороге с полотенцем и торжественно поднятой зубной щеткой.

      – Доброе утро, Максим Алексеевич. Проспали?

      – Не адаптировался к часовому поясу. Через пять минут буду готов.

      – Жду. Не забудьте носки.

      Я машинально опустил взгляд на голые стопы, воткнутые в тапочки.

      – Все под контролем, – заверил я, не придумав остроумного ответа.

      На гостиничной парковке нас дожидался белый «Ниссан» Рыжова. Под макияжем из дорожной пыли и копоти на боках скромная старенькая иномарка казалась еще невзрачнее. Когда психолог усаживался на водительское кресло, с трудом размещая в комфортном положении свои массивные ноги, я снова подивился габаритам моего проводника. Наверное, он и ест за троих.

      – Успеваем к мастер-классу? – спросил я.

      – Вполне.

      Я выдерживал естественный тон, дабы Рыжов не решил, будто я раскаиваюсь в том, что проспал. Их просчет. Чего они хотели, поместив меня в стрессовую ситуацию? Когда в Волгограде я ночевал в номере, где останавливалась Полина Гагарина, никто будильник не пропускал.

      Строения проплывали за окном в туманной дымке. Скроенные по одинаковым лекалам пятиэтажки предпочитали компанию друг друга. Чахлые обособленные восьми— и десятиэтажки то жались к трассе, то, словно аккуратно отодвинутые в сторону, возвышались в отдалении, как правители удельных княжеств. Попадались и необитаемые дома – с выбитыми стеклами и трещинами, змейками, крадущимися по фасаду. Редкие фирменные магазинчики сотовой связи воспринимались как диверсанты из иной системы координат. Едва не упирался в перекрёсток нелепый открытый каток без залитого льда и без хоккейных ворот. За катком торчал рекламный щит с философским изречением вроде того, что встретил меня вчера у гостиницы.

      «Жизнь прекрасна, жизнь – величественное, неукротимое движение ко всеобщему счастью и радости».

Максим Горький, русский писатель

      Из цветов в пейзаже с подавляющим превосходством преобладал серый. Повсюду зияли пустыри. Некоторые из них осваивались, причём в необъяснимой спешке. Сгружалась холмиками щебенка; никак не обозначенные и ничем не огороженные, возводились