Не последняя инстанция. Катя Шафто

Сейчас, вот сейчас мне зададут вопрос, на который я опять не отвечу». Передо мной сидел плотный лысеющий мужчина с проседью в аккуратной бороде. Накрахмаленный воротник его рубашки казался высеченным из розового гранита. Перед крепкими большими руками мужчины лежала папка со сценарием моей жизни – такая потрепанная папка, как бы смешно и грустно одновременно это не звучало. Много ли людей могут похвастаться такими затертыми синими папками с обкусанными уголками и ссохшимися веревочками для завязывания?

      В нее не было смысла заглядывать несколько раз, пытаясь выцепить глазом что-то интересное, упущенное, потаенное. Я лежал синей папкой на столе у мужчины, весь как на ладони, готовой схлопнуться об другую ладонь, и чтобы потом меня стряхнули как дохлого комара. Я потел как никогда в жизни. В той жизни… прошлой. Или как мне ее называть?

      – Мистер П., прежде чем мы посчитаем нужным определить вас в вашу дальнейшую жизнь, мы должны узнать, что вы вынесли из этой жизни, кхм, которая длилась ровно двадцать шесть лет, семь месяцев, десять дней, четырнадцать часов, восемь минут, пятьдесят одну секунду.

      Он замолк, ожидая ответа. Не подгоняя меня, не глядя в глаза, не крича. Невозможно! Битый час он задавал мне один и тот же вопрос, а я не знал, что ответить.

      Горло будто стянуло цепью, которую сам черт сковал, желая поглумиться надо мной. Я чувствовал ответ на поставленный вопрос всем телом, всей душой, но, как только открывал рот, весь смысл растворялся в сомнениях: «А правильно ли я понял, что вынес из жизни? Может, здесь что-то еще есть, что-то, что я упустил?»

      Так я продолжал сидеть, мучаясь нестерпимо, и в самом деле сгорал от стыда. Потушив занявшийся огонек в волосах, я издал какой-то глупый звук и снова замолчал. Глаза мои будто песком засыпали, и я вдруг весь обмяк – то ли сдулся от непомерного стресса, которого ни разу в своей нелегкой жизни не испытывал, то ли смирился со всем, что меня ожидало дальше.

      Махнул рукой на мужчину передо мной, мол, не могу больше так, убей меня еще раз, съешь, сунь в котел, отправь на небо заниматься непотребством с ангелами – плевать!

      В комнате пахло палеными волосами, потом и скукой. Еще невидимым облачком летало в воздухе уныние, намекая мне, убогому, о том, что даже после смерти я никчемен. Весь кабинет – каждая скрепка, каждая синяя папка ― кричала мне:

      – Ну и дурень же попался!..

      – Такого еще не было… Нет, вы видели?

      – Он не знает, зачем жил! Уму непостижимо!

      – Это же элементарно!

      Я ни разу не задумывался серьезно о том, зачем живу. Я думал о смысле жизни, но так глубоко не копал. В самом деле, как будто времени нам отведено так много, что его позволительно тратить на раздумья, а не на действия!

      Однако (и это очень печально), я как раз-таки не из тех, кто действует, не думая, и кто думает, прежде чем действовать. Я середина, но отнюдь не золотая. Я глуп, трусоват и не знаю, зачем жил двадцать шесть лет. Даже если копать исключительно глубоко, не найти мне истину.

      Я любил, страдал, ел, спал, гулял, работал… Но сотни тысяч похожих на меня людей, судя по комментариям скрепок и ластиков, знали, в чем был смысл их жизни, а я же…