Таинственный двойник. Юрий Торубаров

отвел душу.

      – А где батюшка? – спросил он у старухи.

      – Уехал, – отвечает она печальным голосом, – будет через месяц.

      – Людей-то тут много? – продолжает допрос князь.

      – Вертаются, – как-то неопределенно ответила она.

      – А где они?

      – Дак, кто за дровами, кто на охоте.

      Они вышли наружу.

      – Не вижу жилья, – проговорил князь.

      – Да вон оно, – старуха махнула рукой.

      Князь пригляделся. И впрямь: из земли одни трубы торчат.

      – Боится народ избы высокие ставить, – тяжело вздохнул Даниил. – Ну, мать, впитала в меня эта земля еще большую любовь к русской земле. Вынослива она. И мы вынесем. Будет здесь град. Век люди ему будут поклоняться. Прощевай, матушка. На, – он протянул кисет, туго набитый деньгой, – раздашь людям. Ну, мать, будь здрава, а я возьму горсть земли на память.

      Он отрезал от рубахи кусок полотна и бережно завернул землю.

      – Кстати, матушка, а ты не знаешь, где был дом воеводы?

      – Как не знать. Епифановна я, – не без гордости сообщила она.

      Князь догадался, что она была в услужении. Они подошли к месту, где почти не было головешек. Это показалось странным.

      – А где… дом-то?

      – А… да Андрей велел его разобрать. Стены крепили.

      Князь склонил голову и довольно долго стоял в таком положении.

      – Большой был человек ваш воевода. Вечная ему память.

      – Большой, – подтвердила Епифановна.

      – Прощевай, матушка. Дозволь поцеловать тебя.

      Он трижды ее поцеловал и дал знак, чтобы подвели коня.

      – Поганых гони, мил человек! – крикнула она, крестя его вслед.

      – Да, гнать поганых… – он вздохнул.

      – Ой, – ударила она себе по ногам, когда всадник был уже далеко, – да что ж это я, дура старая, не спросила его, кто он будет.

      А Даниил, прежде чем из его глаз навсегда скрылось это пепелище, остановил коня и окинул взглядом поле, по которому двигались татарские полчища, и тот холм, на котором возвышались остатки города. И не печаль была в его глазах, а радость. Нет, не падет Русь, коль вгрызается человек в эту, казалось, мертвую землю.

      – Будем жить!

      И он стегнул коня.

      Глава 3

      Вгрызаться вновь в свою землю – этим жила вся погорелая Русь. И Киев не был в стороне. Одним из первых, кто восстановил, а вернее, отстроил заново свои хоромы, был и боярин Вышата. Двухэтажный домище, скрытый за высокой оградой, отливал позолотой свежести тщательно подобранных и обструганных сосновых бревен. Окна, венчанные золотистыми карнизами, придавали дому нарядность, а высокое боярское крыльцо с точеными фигурными подставами – солидный вид. В глубине ухоженного двора возвышались хозяйственные постройки, тоже отстроенные заново. Все говорило о вкусе и тугом кармане хозяина.

      А о внутреннем убранстве и говорить нечего. Печи украшены греческими изразцами. На стенах –