Стоять в огне. Богдан Сушинский

тот не появляется с марта. Мы следили. А ждать, когда из него начнут выжимать ответы, старику нет смысла.

      – Логично, – согласился Штубер. – Хотя логичность в таких делах всегда настораживает.

      2

      Войдя в башню, старик остановился у входа в темное смрадное подземелье, но конвоир подтолкнул его к ступеням, ведущим на второй этаж. Лесич изумленно посмотрел на него, потом на ступени, которыми ему теперь нелегко будет подниматься, и перекрестился. Может, обрадовался, что не в подземелье, а может, из страха перед тем, что ждет его наверху. Он знал, что идет на смерть. Но знал и то, что люди придумали тысячи смертных мук. И неизвестно еще, какую именно уготовили ему.

      Сквозь бойницу ударил в лицо луч предзакатного солнца. От неожиданности старик зажмурил глаза, а когда открыл – слева от нее увидел стройного, плотно скроенного немецкого офицера, который, держа руки на пряжке ремня, смотрел на него невозмутимо и почти сочувственно.

      Лесич отвел взгляд, вздохнул и, не дожидаясь разрешения, устало опустился на стоявший рядом стул.

      – Ты действительно был солдатом?

      – Что? – настороженно поднял глаза Лесич.

      – Я спрашиваю: был ли ты солдатом, старик? – не резко, но достаточно твердо переспросил Штубер.

      – А, солдатом… – задумчиво повторил Лесич. – Мне семьдесят пять лет. Но когда-то служил. В царской. В Первую мировую.

      – Все офицеры царской, естественно, были негодяями?.. Надеюсь, большевики сумели убедить тебя в этом?

      – Там были разные офицеры, – пожал плечами старик. – Уж где-где, а на фронте повидал.

      «А держится он в свои семьдесят пять неплохо, – подумал Штубер, наблюдая за выражением его морщинистого лица, – волевой и, пожалуй, довольно неглупый человек. Такого следует использовать».

      – Тогда ты, наверное, согласишься, что и в нашей армии тоже есть разные офицеры? Как и во всех армиях мира. Стало быть, есть офицеры, на слово которых можно положиться.

      – Оно-то так. Да только пули у всех у вас одинаковые. Свинцовые.

      – Пули… – холодно усмехнулся Штубер. – Что ты знаешь о пулях, старик? Не пригласи я тебя сюда, быть бы тебе сейчас в гестапо. А там пулю выпрашивают, как милость Божью. Потому что к ней нужно пройти через ад. Но я не требую благодарности. Я пригласил тебя как старого солдата. Но хочу, чтобы ты тоже не забывал, что перед тобой офицер. Ты хорошо знаком с Беркутом?

      – Да, – мрачно ответил старик. – Но где он сейчас – этого я не знаю.

      – Допустим… Не бойся, я не стану требовать, чтобы ты вел нас на его базу. Хотя в гестапо ты заговорил бы и о ней. Как думаешь: Беркут из кадровых?

      – Он никогда не рассказывал о себе.

      – Но ведь ты же опытный солдат. Неужели не сумел различить в нем кадрового офицера? Не поверю в это.

      – Знаю только, что это настоящий фронтовой офицер.

      – Фамилии своей отцовской он не называл?

      – Нет.

      – И правильно делал. А не говорил ли тебе когда-нибудь Беркут о том, что в 41‑м он был комендантом