Стоять в огне. Богдан Сушинский

двумя ударами? Ну а дальше…

      – Простите, какими именно? – прервал его Штубер. – Это очень важно.

      Подполковник недовольно поморщился, но все же вкратце описал приемы. Он предвидел этот вопрос. Штубера всегда интересовало, какими приемами пользуется Беркут. Он и сам уже, видимо, свихнулся на всяких там дзюдо и джиу-джитсу.

      – Что и говорить, след по себе он оставляет кровавый, – покачал головой Штубер. – Тем не менее брать его нужно живым.

      – Разве что, учитывая особенность зоны, в которой приходится заниматься обеспечением безопасности… – нехотя согласился Ранке. – Будь моя воля – я приказал бы стрелять в него из пушек.

      – Можно подумать, что у нас уже была возможность пристрелить его, – скептически хмыкнул Штубер. Это «у нас» было данью вежливости. Он-то имел в виду абвер и лично его, Ранке. – Абвер вместе с гестапо, СД, контрразведкой и местной полицией… Хотелось бы знать, чем они здесь занимаются. И замечу, трупы не вызывают у меня никаких эмоций. Война интересует меня лишь как борьба интеллектов и характеров, ловкости и выдержки, риска и рыцарской чести. Все остальное – окопы, истерзанные тела и сожженные села – гнусные издержки, которые, впрочем, не производят на меня никакого впечатления.

      – Но согласитесь: ваша группа оказалась в этой крепости лишь благодаря тем, кто прошел через окопы и сожженные села. И только благодаря тому, что они, растерзанные тела многих тысяч солдат вермахта, устлали эту землю кровавым ковром триумфа будущих победителей.

      – Несомненно, господин подполковник, несомненно… Хотя могла бы оказаться здесь и без них. И сделать больше, чем все подразделения вермахта, прошедшие через Подолию почти за два года войны. Эту страну с ее гигантскими лесами можно было полностью деморализовать действиями одних только групп хорошо подготовленных диверсантов. Парализовать экономику, устроить межнациональную резню. А затем уже прийти. И захватить за три-четыре месяца. А что касается триумфальных ковров из тел – оставим эти патетические банальности ученикам Геббельса. Это их хлеб.

      – Вы прекрасно знаете, что сюда забрасывали сотни всяческих групп. Интересно только, где они теперь?

      – Вопрос в том, кого именно забрасывали? Трусливых неучей? С примитивными рациями, к давно перевербованным резидентам?.. Кстати, как чувствует себя тот старикашка, в доме которого, говорят, всю зиму отогревался Беркут?

      – Завтра же передам его гестапо.

      – Неужели так и не заговорил?

      – А он и не пытался отмалчиваться.

      – Странно. И что он поведал нам?

      – Что раньше Беркут бывал у него довольно часто. В его доме, собственно, и перезимовал.

      – Один наведывался, один зимовал?

      – Иногда ночевали еще два-три человека. И, как правило, с Беркутом был его ординарец.

      – Что, действительно ординарец? – насторожился Штубер.

      – Так говорит старик. Он – бывший солдат. И еще одна особенность: старик утверждает,