Опаленные войной. Богдан Сушинский

вскинул руку в фашистском приветствии.

      – Отправьте его в комендатуру, майор, – посоветовал Громов. – Пусть допросят основательнее. Нужно узнать, что там у них за спецподразделение. Думаю, речь идет об одном из батальонов полка особого назначения «Бранденбург». – Громов умышленно назвал полк, чтобы показать пленному, что они уже знают о существовании такой части. – Эти самые «бранденбуржцы» уже промышляли в нашем тылу.

      – Откуда такие сведения? – удивился майор. – Да к тому же у рядового коменданта дота?

      – Сам с ними сталкивался. Успел. Ну, мне пора в дот.

      Будто не желая выпускать его из окопа, на противоположном берегу затявкал пулемет, и пули просвистели несколькими сантиметрами выше голов пленного и Громова. Вместе они и присели, почти уткнувшись лицами друг в друга.

      – Господин лейтенант, – обратился к нему пленный после того, как по правому берегу ударили орудия и пулемет снова умолк. – Пристрелите меня, ради бога. Если уж принимать смерть – то от руки офицера. Храброго офицера.

      – Этого удовольствия я вам доставить не могу.

      – Боитесь понести наказание от своего командования?

      – Какое тут командование и какое наказание…

      – Вот именно, – приободрился Штубер, переходя на русский. – Кто этим будет заниматься?

      – Ну, во-первых, я сомневаюсь, что вы действительно офицер, – решил воспользоваться ситуацией Громов.

      – О Господи, неужели я мог бы выдавать себя за офицера, не будучи им?

      – А почему не мог бы?

      – Это не по законам войны.

      Громов удивленно уставился на него.

      – Какие еще «законы войны»? Можно подумать, что вы пришли сюда не убивать и выжигать эту землю, а блистать своим германским рыцарством.

      – В таком случае вы забыли, что древние блистали своим рыцарством не на балах и дипломатических раутах, а… на войнах, во время которых они, увы, убивали и выжигали.

      – В общем-то тоже верно.

      Если майор и терпел этот их диспут, то только потому, что Мария слишком старательно забинтовывала ему голову и, похоже, бонапартисту приятно было как можно дольше задерживать ее возле себя. Вместо того чтобы вмешаться и прекратить их совершенно неуместную, на его взгляд, военно-полевую полемику по поводу истоков рыцарства, он благоденственно вдыхал запах волос этой красавицы, легкий, но все равно пьянящий аромат ее тела, настоянный на резковатом, но таком знакомом букете одеколона «Сирень».

      – В моем положении логичнее было бы скрывать, что я офицер, а тем более – офицер СС, нежели повышать себя в чине. С рядового-то каков спрос?

      – И какой же у вас чин, позвольте полюбопытствовать?

      – Оберштурмфюрер СС.

      – А в переводе на обычный армейский язык?..

      – Приравнивается к вашему старшему лейтенанту. Обер-лейтенант войск СС.

      – Божественно.

      – Теперь вы согласны исполнить мою просьбу и, как офицер офицера…

      – Я ведь сказал, такого удовольствия доставить вам не могу. Ситуация позволяет переправить