ЗОЖники. Иронический роман. Ирина Лиленко-Карелина

помощница – привлекательная дама плюс-минус тридцать, с которой по сюжету развивается роман. И первая главная роль.

      Автоответчик замигал, чвакнул, крякнул, и Леха услышал свой сладко поставленный голос: «Вы позвонили Алексею Чарскому, оставьте сообщение после сигнала», – чпок, пи-и-и…

      – Тузик, привет! Ты дома? – Только мама чаще всего звонила ему на городской, и только мама всю жизнь называла его Тузиком, изредка Тузенбахом – от совсем уж гневного расположения.

      – Тузик, але! Ну ты же дома, сними трубочку!

      Говорить с мамой надо, но неохота. Мама, уникальный преподаватель английского языка, не одобряла никого по принципу Портоса «Не одобряю, потому что не одобряю»: сына, мужа-дипломата, сестру – известную детскую писательницу, первую жену Алексея – балерину. Мама не умела одобрять, правда, компенсировала это тем, что и себя не одобряла.

      Все Лехино детство, включая школу до девятого класса, семья Чарских жила за границей. Папа, атташе по культуре с пятью языками в анамнезе, служил то в одном, то в другом посольстве, преимущественно в англоязычных странах: Австралия, Канада, Великобритания. Алексей вернулся в Москву пятнадцатилетним щеголем в модных шмотках. Для девочек в новом классе он стал идолом: он уже видел порнуху, пробовал марихуану и знал кучу такого, чего даже предположить не могли его сопливые одноклассники. Когда по собственной инициативе его агрессивно соблазнила самая длинноногая десятиклассница, трахнув на матах в спортзале, он окончательно почувствовал себя Шварценеггером как минимум и Де Ниро как максимум.

      – Тебе ли не поступать на актерский?! – заявила соблазнительница. – С такой внешностью, фигурой и шмотьем все учительши будут кончать от мысли о сексе с тобой.

      – В вузе они называются преподаватели.

      – Вот-вот, каждая баба от двадцати до пятидесяти захочет быть давательницей, – томно поводя плечиками, подтвердила девица.

      Слова запали и назойливо сверлили Лехины мозги. Отец тогда еще был жив и помог сыну с протекцией, кто же откажет чиновнику от культуры. От матери намерение скрыли, благо в период вступительных экзаменов она гостила у подруги во Франции и была уверена, что чадо пошло на журфак МГУ. Потом по квартире несколько месяцев гуляли штормы, но Леха был тверд. Он еще не знал, что с талантом у него не так уж и круто. Нет, он не был бездарью, искра бегала в нем и изредка вспыхивала пламенем, но не гений, просто добротный профессионал, каких много.

      – Да, мама, я тут. – С мамой, как в старом анекдоте, проще дать, чем два часа объяснять, почему нет.

      – Тузик, какого сакрального смысла жизни ты ждешь от телефона на этот раз? – Маму не проведешь, даже если захочешь.

      – Да я не жду, скорее наоборот, не хочу слышать.

      – Леша, ты бойся другого. Совсем скоро никто не захочет слышать тебя. Сколько можно ловить птицу счастья? Ее хвост давно ощипали более