Грани мелодий моих. Ирина Туманова

деле паутины не было, чисто, полумрак. Спускаюсь из спальни, распахиваю входную дверь. Врывается морозный день и яркий свет. Такое впечатление, что в доме полночь, а на улице бурлит жизнь. От крыльца до калитки лежит чей-то старый ковер. Зачем он здесь? Стою, не понимая, откуда все эти люди? Становится ясно. Кто-то переезжает в новые места и, чтобы не тащить свой скарб, приволок этот ковер и много банок с помидорами. У крыльца на земле этот ковер, и банки, банки…

      Очень много баб. Бабы, бабы, они знают меня и с радостью, как дар, отдают свое нажитое… Очень много мужиков, они красят забор. Почему-то их слишком много, на долю каждого выпало по четыре штакетины, они стоят на табуреточках по всему периметру участка. Понятно, что это рабочие, но почему-то говорят они на немецком языке. Радуюсь оттого, что мне понятен их язык. Проходя мимо, обещаю рабочим, управившись с домашними делами, вернуться к ним, поговорить, поупражняться в стремительно ускользающем из мозгов, но впитанном с детства немецком языке.

      Садовник радостно сообщает, что в поселке, за лесом, кто-то продает старые гаражи. Обещаю ему прикупить парочку гаражиков. Он уже взял себе два, кто-то еще хочет два, словно речь идет о бесхозных арбузах. Хожу по дому, смотрю, где перегорели энергосберегающие лампочки. Иду в кабинет, чтобы взять с десяток новых. Там за компьютером сидит наш семейный друг, но почему-то с маленьким ребенком. Он удивленно смотрит на меня с немым вопросом: «Что с этим ребенком делать?» Меня зовут все эти люди и ждут совета. Бегаю по дому с этажа на этаж, бегаю по саду. Иногда ходит рядом мама, которой давно нет в живых.

      * * *

      Во сне четко вижу место, дом, улицу. Новокузнецкая. Я там раньше часто ходила, это несколько правее трамвайных путей. Почему-то в сентябре туда пойду. Вижу отчетливо, как в кино, себя, проходящую через охрану. «Вы к кому?» Объясняю: «Меня очень ждут. Хотят крутить мои песни по радио. Детские и на немецком языке». – «Да, конечно, мы об этом знаем. Проходите». Вокруг очень доброжелательные люди, они берут мои диски. Но у них обед, они пьют чай и жуют бутерброды. Все мне говорят: «Будем, будем крутить!» Я ухожу. Не помню, какой сентябрьский день мне снился. Но сентябрь еще впереди. Надо сходить на ту улицу и в тот дом…

      * * *

      Если стоять на красной аллее, то там, за чужим домом с садом, на самом верху, ближе к дороге, существует иной мир. Если вспомнить, то раньше здесь не было дома, а был просто пустой участок, ландшафт с уступами. Видимо, дом снесли или он еще в войну был разрушен. Немного странно: все дома симметрично красной аллее стоят, а один – нет. Тогда я с подругой через покосившуюся ограду пробралась на этот заброшенный участок. Сидя на солнышке, что-то искали, копоша палочкой в земле. С тех пор много лет снится один и тот же сон. Будто бы там, за забором, чудовищно огромные скульптуры из камня. Они – за тем забором. Огромные, как боги. Во сне я иду туда долго. Сейчас стою и понимаю: там чей-то чужой сад, дороги нет, нет горы и богов. Но они снятся.

      * * *

      Снился сосед по крымской даче. Естественно, во сне мы – молоды и красивы. Оказывается, я ему давно нравлюсь. Мы все время хотим остаться одни. Но люди из разных времен моей жизни всплывают и начинают играть какие-то роли, которые в наш с соседом сценарий не вписываются. Исчезают одни люди, не успеваем вздохнуть с облегчением, как появляются новые,