Княжья Русь. Александр Мазин

как сваргов спешившиеся варяги вязали и складывали у конюшни. Главного жреца уже подтянули за руки к вратной перекладине.

      – Отвязать! – скомандовал своим Путята.

      – Не трогать! – рявкнул командир варягов, Пежич, тоже воевода не из последних.

      – Прочь руки от божьего человека! – бешено процедил Путята.

      – Кому – божий человек, а кому тать подлый! – прорычал Пежич, спрыгивая с коня и вытягивая меч.

      Варяги мгновенно перестроились, конные взялись за луки. Численное преимущество воев Путяты варягов не смутило.

      На их стороне – Правда. Кто на свободного людина посягнет, на жизнь его, здоровье его, имущество иль жену, тот вор и тать. Его бить хоть до смерти, а коли жив останется, так в яму бросить и держать там, пока не выкупится. Или в холопы продать. А кто смуту учинил, с того еще строже спросить. Такому – только смерть.

      Такова Правда, таков Закон и Обычай.

      Однако ж есть кое-кто и над Законом. Светлые боги выше. Против богов пойти – большую беду на все людство навлечь. Жрецы – они богам служат и волю их передают. Но жрецы все же не боги. Могут и ошибиться. Воротами, например. А уж попутать собственные чаяния с волей бога… Могут. И тогда бог их покарает. А поскольку молний на каждого сквернавца не напасешься, то кара может и от рук человеческих изойти.

      Путята покосился на жреца. Путята неплохо знал этого сварга. Был с ним не то чтобы в дружбе, но – в содружестве. Сварга надо выручать. Убьют его – самому Сварогу поношение. Сейчас сварг пускай и сильно побитый, но – живой. И висит как раз между кметями-полянами и варягами. Будет сеча – его первого и убьют. Да и драться с варягами не хотелось. Путята в Киеве – чужой. Его опора здесь – князь да воевода Добрыня. А понравится ли Владимиру, если его гридь между собой сцепится? Ох, вряд ли!

      – Берегись, смольнянин! – Пежич в отличие от Путяты не колебался. – Кто братьев моих убивает, тому – смерть лютая! Кто защищает их – пес поганый, и мясо его подлое – стервятникам на поживу!

      – Это кто ж тебе брат, воевода? – мрачно спросил Путята. – Служка ромейского бога – твой брат?

      «Не хочет драться», – понял Пежич.

      Жаль. Ярость Пежича не улеглась. И давать слабину он не собирался. Но и первым нападать не следует.

      – По мне, – сказал он, – что ромейский бог, что полянский, что хузарский – разницы нет. Есть наша варяжская Правда, и по ней за смерть варягов платить надо.

      – Я заплачу! – быстро сказал Путята. – Скольких убили? Двоих? Плачу как за княжьих гридней – по сорок гривен. С лихвой. Значит – сто. Примешь?

      – Щедро. – Пежич расправил усы. – Любишь ты, видать, этого пса. Может, он – папаша твой?

      Путята побагровел. Едва удержался…

      – Все мы – сварожьи дети, – выдавил он, стараясь не смотреть на Пежича.

      – Вы, – уточнил Пежич, ухмыляясь. – Мой бог бараньей крови не пьет. Ему другая люба. А я так думаю: ежели ты – бараний бог, так на волков рот не разевай!

      Варяги