Рикошет (сборник). Леонид Шувалов

я не убивал!.. Я к ней, как к родной матери! Помогал все время! Кому только могло прийти в голову! Я всегда…

      Малецкий кричит, но не так громко, чтобы можно было услышать за стенами преподавательской. Останавливаю:

      – Когда вы видели Стукову в последний раз?

      – Второго августа в двадцать часов тридцать минут, – выпаливает он.

      – Похвальная точность.

      – Что вы имеете в виду?! – негодует Малецкий. – Я запомнил время, так как смотрел на часы.

      – Вот и говорю, похвальная точность, – мирно произношу я.

      – Что вам от меня надо?! – не может остановиться он. – Сколько можно дергать, изводить?! Допрашивали же уже? Допрашивали!!!

      – Всего один раз, – уточняю я.

      – Ну и что?! Все равно травма! И соседей незачем было настраивать! Знаете, что они теперь говорят?!

      – Знаю, – кивнув, отвечаю я и добавляю: – Но ведь дыма без огня не бывает…

      Руки Малецкого взмывают кверху в артистическом жесте отчаяния:

      – Какой дым?! Какой огонь?! Не сбивайте меня с толку!

      – Успокойтесь, пожалуйста, – прошу я. – И объясните, откуда у вас эти запонки?

      Руки Малецкого не успевают опуститься. Он с ошарашенным видом начинает разглядывать свои запонки. Кроме непонимания, в глазах ничего нет.

      Запонки я вижу впервые, но слишком уж они необычные. Горный хрусталь в ажурном переплетении золотых нитей. Старинная работа. Чуть колеблясь, произношу:

      – Запонки принадлежали Стуковой.

      Теперь в глазах Малецкого появляется ужас. Кровь приливает к лицу, бледный лоб покрывается испариной. Расширившимися зрачками он смотрит мимо меня.

      – Объясните, Роман Григорьевич, – настаиваю я.

      – Да-а, – выдыхает он. – Это подарок… Подарок Анны Иосифовны…

      Прищуриваюсь. Плохая привычка – прищуриваться. Но когда волнуюсь, ничего не могу поделать. Двумя пальцами придерживаю манжет рубашки Малецкого, рассматриваю запонку:

      – Почему же вы испугались, если это подарок?

      – Я совсем забыл! – восклицает Малецкий. – Забыл! Поверьте!

      В эту минуту он искренен. Разжимаю пальцы, и его рука безвольно падает вдоль тела. Спрашиваю:

      – Сколько этот подарок стоит?

      – Четыреста, – невольно произносит Малецкий. – Поверьте, это подарок!

      – Допустим, – уступчиво соглашаюсь я. – Но за какие услуги?

      Малецкий медленно вбирает в себя воздух, разворачивает плечи и, кажется, даже привстает на цыпочках. Потом взрывается:

      – Не издевайтесь!!!

      Отступаю на полшага. В течение следующих пяти минут выслушиваю пространную тираду, основной смысл которой можно передать в двух словах: следователь Привалова – бездушна и пристрастна.

      Не прерываю Романа Григорьевича. Гнев его очень правдоподобен. Но глаза!.. В них – настороженность и расчет. А самое главное – он так и не говорит, за что получил столь скромный подарок.

      Выждав, когда Малецкий иссякнет, снова интересуюсь очень ровным голосом, за какие все же услуги Стукова подарила ему запонки.

      – Я