Полосатый рейс (сборник). Виктор Конецкий

сами все за мной ходили. У меня даже лисенок жил… А как выросла, стала бояться… Мотя! Ну сходи…

      Мотя поднимается.

      – Вообще-то я тоже мышей не уважаю… Но, – заканчивает он, понизив голос, – чего для вас не сделаешь!.. Я на все готов…

      …Он осторожно открывает дверь в кладовку.

      – Выключатель слева, – шепчет Маришка.

      Что-то щелкает. Вскрик. Снова щелчок, и снова вскрик, даже стон.

      – Ой! Что там?

      Мотя появляется в дверях. На его ноге защелкнувшаяся мышеловка, на руке – тоже. Он поворачивается, чтоб захлопнуть дверь, и мы видим, что на тыльной стороне Моти тоже висит большая крысиная западня. Но в свободной руке храброго матроса трофей – банка с перцем.

      – Откуда там мышеловки? – удивляется Марианна.

      – Я поставил, – говорит Сидоренко. – Только я их не на Мотю, а на мыша ставил.

      Он отцепляет от дружка капканы. Марианна берет у Моти перец.

      – Спасибо, Мотенька… А за твое геройство я тебя поцелую в лобик.

      На мостике – капитан и старпом. Старпом смотрит в бинокль. Но обозревает он не морские дали: бинокль наведен на Маришку. Тем временем капитан размышляет вслух.

      – По возвращении в Одессу я буду ходатайствовать о том, чтобы вам вернули звание капитана. Как вы на это смотрите?

      В бинокль видна – возмутительно крупным планом – Маришка, целующая Мотю в лоб.

      – Я на это смотрю крайне отрицательно, – машинально говорит старпом и опускает бинокль. – Простите, что вы сказали?

      Но в этот момент раздается дикий крик:

      – Полундра!

      И опять:

      – Полундра!

      На досках палубы четкие следы тигриных лап. Совершенно белый от волнения, второй помощник капитана показывает на них пальцем. Сбегаются моряки. Полное остолбенение, ибо клетки заперты и все звери на местах.

      Трясущийся Шулейкин опускается на колени, всматривается, зачем-то трогает следы пальцем, бормочет, заикаясь:

      – А может, это не тигриный след…

      – А чей? – спрашивает подоспевший капитан. – Человечий?

      Шулейкин затравленно озирается. Вдоль цепочки тигриных следов, задрав хвост, идет по палубе полосатый котенок. Шулейкин показывает на него дрожащим пальцем.

      – А может быть…

      – Не стройте из себя дурачка! – гремит старпом. – Кто вам позволил выпускать тигров из клеток?

      – И зачем? Пусть он скажет зачем? – кипятится капитан.

      На лице Шулейкина отчаяние. И вдруг он выпрямляется, гордо выпячивает грудь и сжимает кулаки. Терять ему больше нечего.

      – Да, – говорит он с достоинством. – Я это делаю! Каждую ночь.

      Жуткая тишина. Шулейкин наслаждается ею.

      В глазах у Маришки подозрительно веселые искорки.

      – Да, товарищи! – говорит Шулейкин. – Тиграм надо гулять. Чтобы у них не было рахита. И ночью я их пасу… все равно у меня бессонница. Вот и все.

      – Все? Нет, не все! – взрывается капитан. – Если вы еще раз выпустите их, я… я посажу вас в цепной ящик! Поняли? В ящик, где хранятся якорные цепи!..