Дисбат. Николай Чадович

То он меня, то я его. Говорят, он потом на Европе призером стал? В Мадриде, кажется?

      – В Лиссабоне, – уточнил комендант.

      – Привет ему от меня при встрече передавайте.

      – Помер Илья Ильич в прошлом году. Не вышел из запоя.

      – Вот так несчастье! – Скорбь Синякова была совершенно искренней. – А ведь помню, он раньше и пива в рот не брал.

      – Именно это и губит нашего брата! – вмешался адвокат. – Кто резко начинает или резко завязывает, тот обречен. Нужно понемногу, но постоянно.

      – Вроде как ты, – усмехнулся комендант, поворачиваясь боком к двери. – Ну ладно… Если вы Зубаря знали, это меняет дело. Заходите через четверть часа ко мне, что-нибудь придумаем.

      – Вот так надо улаживать дела! – воскликнул адвокат, когда они остались наедине (можно было подумать, что это именно он уломал несговорчивого коменданта). – А у нас с вами осталась одна небольшая формальность.

      – Вы деньги сразу берете? – Синяков понял его прозрачный намек.

      – Половину сразу, половину потом.

      – У меня, правда, с собой только доллары…

      – Ничего, сейчас по текущему курсу пересчитаем. Подай-ка сюда мой деревянный калькулятор.

      Затем быстро-быстро защелкал костяшками.

      За все время, проведенное Синяковым в кабинете адвоката, это был первый случай, когда счеты использовались по их прямому назначению.

      Гарнизонная гауптвахта располагалась в том же самом здании, только вход имела со двора.

      Автоматчик, вызванный дежурным по КПП, отвел Синякова в обширное помещение, где раньше, надо думать, проводились молебны. Об этом можно было судить по непомерной высоте потолка, на котором даже крюк от паникадила сохранился.

      То, что находилось здесь сейчас, шутки ради можно было назвать музеем решеток.

      Решетки были повсюду: на окнах, на дверях, на стенных нишах, в коридорах, даже под потолком – все разного размера и разной конфигурации. Были решетки-солнышко, решетки-елочка и просто решетки без всяких изысков. Были решетки раздвижные, были и стационарные. Одни были сварены из прутка, другие из уголка, а третьи вообще из швеллера. Из материалов шире всего была представлена сталь, но имелся и алюминий, как простой, так и анодированный.

      Чувствовалось, что кто-то из былых комендантов (а может, даже и нынешний) вложил в это дело немалую частичку души.

      Процесс передвижения по гауптвахте представлял собой череду перемещений из одной клетки в другую. В первой из этих клеток Синякова обыскали (надо сказать, что такой процедуре он подвергался впервые в жизни). Изъяли купленные для Димки сигареты, колбасу, сгущенку, шоколад, сыр. С собой разрешили взять только булочки и фрукты.

      В конце концов он оказался в загоне, где три стены были кирпичными и только одна решетчатой (но уж эту-то решетку не смог бы свернуть даже взбесившийся африканский слон). Из мебели здесь имелись стол, две лавки и рукомойник.

      Тот же самый конвоир, приведя Димку, сказал: «Время свидания двадцать минут» – и остался стоять между ними, нервно теребя ремень своего автомата.

      Отец