Тайная жена. Елена Арсеньева

ну и что?! – в нетерпении воскликнул Десмонд, чуя по улыбке Олега, что в сей вечер стряслось нечто особенное.

      Молодой Чердынцев не заставил себя долго упрашивать:

      – Там девка была одна, Аксютка, ну, хороша, будто яблочко наливное. Титьки – во! – Он очертил два фантастических полушария, потом, заметив, что Десмонд в сомнении поджал губы, слегка приблизил окружности к реальности: – Ну, вот такие, не меньше! Задница – тоже будь здоров. Идет – аж вся колышется. Ну, я и говорю Костюньке, лакею нашему: мол, я сейчас отлучусь, а ты Аксютку подговори в баньку пойти, тоже на суженого погадать, а то, мол, и не заметишь, как в девках засидишься! Да когда она в баньку пойдет, говорю, постереги, чтоб никто туда более не совался. Костюнька мигнул мне: все, дескать, слажено будет! Я вышел тихонько – да к баньке. Зашел, затаился возле печки. Кругом тьма египетская, только луна сквозь окошечко подсвечивает. И вдруг – чу! – снег хрустит под торопливыми шажками. Бежит со всех ног! Вскочила в баньку, повернулась к печке спиной и юбки – р-раз! – на спину себе забросила. Задница у нее – ну, сугроба белее! Как поглядел я на это богатство – у меня едва штаны не прорвались. А она из-под юбок своих бормочет: «Покажи, мол, банник-батюшко, каков будет мой суженый?» Я руку-то нарочно за пазухой держал, она не то что теплая – горячая была. Погладил я Аксютку – она аж взвизгнула, но ничего, наутек не кинулась, только на лавку локтями оперлась, чтоб стоять удобнее, ноги расставила да и говорит: «А покажи мне, батюшко-банник, каково-то будет мне с мужем жить, сладко ай нет?»

      Я как наддал – Аксютка аж с лавки свалилась, но я своего не упустил! Прыткая оказалась – жаль, что не девка уж была. Хоть и печалился я, что распечатанною она мне досталась, а потом понял, что нет худа без добра: кой-чему ее успели научить прежние ухажеры, да лихо научить! Я ее сперва в дом взял, а когда намиловались вволю и Аксютка зачреватела, выдал ее за Костюньку. Tеперь оба в Петербурге, в доме нашем, надзирают за хозяйством, сынок у них растет…

      Они хохотали от души, но обоими владели другие мысли. Ехать надо!

      – Да чего ж это мы не едем? – нетерпеливо вымолвил Десмонд. – Не случилось ли чего? Надо бы поглядеть. – И он двинулся к полости, закрывавшей вход.

      – Эй, там метель! Шубу накинь! – прикрикнул многоопытный русский.

      Англичанин сгреб в охапку тяжелую медвежью шубу и вывалился наружу, в белое снежное круженье.

      Следом выбрался Олег.

      Возок стоял на обрывистом берегу Басурманки – так звалась неширокая, но гульливая речушка с таким быстрым течением, что его не могли остановить даже морозы. Басурманка бежала в высоких берегах, и покосившийся мосток обледенел до того, что сделался горбом, повести на который тройку с осадистым возком мог только сумасшедший.

      Кучер Клим остерегал: ехать нельзя! Граф настаивал: ничего, обойдется! Спорили они долго, и в конце концов благоразумие восторжествовало.

      – Ну? – спросил Олег уныло. – В объезд, что ли?

      – В объезд, – столь же уныло согласился кучер.

      Барин