Помеченный смертью. Владимир Гриньков

прятался, – догадалась наконец Анна.

      – А что я должен был делать?! – взорвался Кирилл.

      – У тебя ведь было оружие.

      – И что? Стрелять? По людям? Из-за ящика консервов?

      – Ты не должен был стрелять по ним, – спокойно сказала Анна. – Но защитить себя мог, наверное.

      Кирилл подошел к ней и вырвал из ее рук винтовку.

      – Не хочу говорить об этом! А на будущее запомни: не надо здесь стрельбы и шума.

      – Ты думаешь, они могут услышать звуки выстрелов там, на своих далеких островах?

      Кирилл не ответил.

      – Пусть только заявятся! – жестко и отрывисто сказала Анна. – Я не собираюсь ни от кого прятаться! И голодной из-за этих мародеров сидеть не буду!

      ГЛАВА 4

      Министр внешнеэкономических связей Вячеслав Данилович Григорьев, несмотря на свои неполные сорок лет, был уже лысоват, лицо имел круглое, что выдавало в нем человека, любящего уют, хорошую кухню и доброе вино. Если бы его можно было представить в халате и домашнем колпаке, а в руку ему поместить длинную курительную трубку, то он был бы один к одному помещик из старой русской жизни. Вот только глаза не вписывались в идиллический лубочный образ. Глаза его выдавали, они смотрели на людей не утомленно-равнодушно, а цепко, от этого взгляда мороз по коже пробирал, и хотелось глаза опустить, отвернуться, чтобы только с этим взглядом не встречаться. Вот этот самый взгляд выдавал в Григорьеве человека умного, расчетливого и в чем-то даже жесткого.

      Он любил, чтобы о нем складывалось определенное мнение, чтобы собственный образ, кстати, им же самим придуманный, был понятен окружающим, и поэтому его манеры и поступки – все имело смысл, и даже его охрана вела себя соответственно, на то она и охрана. Короля, как известно, всегда играет свита. И когда машина, в которой ехал министр, останавливалась, на мостовую первыми всегда выпрыгивали охранники – высокие и мрачные, с короткоствольными израильскими автоматами «Узи» в руках, которые они демонстративно держали на виду, и прохожие, если они случайно оказывались поблизости, торопливо спешили прочь, и вот тут-то из машины появлялся сам Григорьев. Он с сосредоточенным видом, не глядя по сторонам, преодолевал несколько метров пыльного потрескавшегося асфальта и скрывался в дверях здания.

      – Кто это? – слышался шепот.

      – Григорьев! – так же шепотом отвечал кто-либо из посвященных.

      В офис ассоциации «Возрождение» Григорьев приехал поздним вечером, когда уже стемнело. Миновал охрану, прошел длинным полутемным коридором и очутился в приемной президента ассоциации Бородина. Здесь было светло и просторно, в углу светился экран телевизора (звук был выключен), а молоденькая секретарша Бородина заученно улыбнулась и пропела ангельским голоском:

      – Добрый вечер! Андрей Алексеевич вас ждет.

      Григорьев прошел в кабинет, оставив охранников в приемной.

      Бородин смотрел телевизор. Увидев вошедшего Григорьева, не встал, а лишь махнул рукой, приглашая садиться, а сам опять обернулся к экрану. Показывали боевую технику. Танки на полигоне били прямой наводкой по мишеням. Мишени рассыпались на куски.

      – Интересно? – спросил Григорьев, опускаясь в кресло.

      – Очень.