Краса непутёвая. Александр Николаевич Лекомцев

порой и водки выпить, и делать всё, что я пожелаю… с первым встречным, если он мне понравится на какой-то момент. На мгновение.

      – Плохо это. Но Подрубакин – добрый мужик. Экзамены после окончания курсов ты сдашь. Он относится к тебе, как к неразумному и несчастному ребёнку. Я прошу тебя, не делай глупостей. Живи, как все.

      Сказав это, Загребнюк вышел из гостиницы, тихо затворив за собой дверь. Ирина упала грудью на диван, обхватив руками валик-подушку. Ей было очень не хорошо. Ведь сейчас, через считанные минуты, ей предстояла встреча с Лимовским, которому она должна была, раз и навсегда, сказать «нет».

      Учитель Лимовский, в душе которого горел пожар, уставший ждать у моря погоды, решил пойти в номер Татану без букета цветов и поставить точки над «и». Он направился к двери, но вдруг ощутил резкий толчок в спину. Оглянулся. Сзади него стоял подвыпивший мужик лет тридцати пяти, в фуфайке, с красной рожей и выпученными глазами.

      – Ты это… сейчас от меня, конкретно,– угрожающе сказал он Лимовскому, – по рылу получишь, учитель, вырви тебе ногу!

      – Не понимаю вас. По какой такой причине вы должны нанести мне телесные повреждения? Да и сможете ли, господин хороший? Вы на ногах еле стоите, потому и пляшете.

      – Я смогу и сделаю то, что обещал. И причина имеется. Ты, вот что, отстань от Пригожей. Озвучиваю на данную тему… первое и последнее предупреждение.

      – Это ваше желание или кого-то другого?

      – Какая тебе разница, очкастый кролик? Но скажу! С ней наш шофёр из районной автобазы Пашка Сирин раньше тебя дело имеет. А ты тут нарисовался, вклинился…

      – Кто там и что хочет, мне категорически… всё равно. Ирина сама всё решит и сделает выбор.

      – Значит, не зря я тебя увидел и решил подойти… вот,– пьяный мужик приблизился к Лимовскому почти вплотную.– Слов ты не понимаешь. А я за Пашку Сирина любого на портянки порву.

      Невесть откуда нарисовавшийся хулиган в фуфайке не шутил, он взял тщедушного, хотя и высокорослого, то есть долговязого, учителя за грудки и уже намеревался нанести Лимовскому удар по лицу своим грязным и немаленьким кулаком. Но не успел. Кто-то очень легко оторвал его от Владимира Федоровича и врезал ребром ладони изрядно выпившему искателю приключений по физиономии.

      Мужик в фуфайке рухнул, как подкошенный сноп, на выложенную цветной плиткой площадку перед входом в гостиницу «Летняя волна». На какое-то мгновение он даже потерял сознание, отключился. Оказывается, вовремя на помощь Лимовскому пришёл телохранитель Нестерова, вернувшийся сюда с огромным букетом гладиолусов. Он протянул цветы Владимиру Фёдоровичу.

      Встав на корточки, медленно поднялся во весь рост мужик в фуфайке, держась рукой за рассечённую и кровоточащую бровь. Он удивлённо посмотрел на телохранителя и обиженно произнёс:

      – И ты, Лёха, заступаешься за этого… дохляка, который свою жену бросил ради… А Паша Сирин холостяк, и очень хотел…

      – Мне активно нагадить на тебя, Стёпа, и твоего придурка Пашу,– телохранитель чётко