Стихотворения. Осип Мандельштам

озирал на чудной высоте.

      В стенах Акрополя печаль меня снедала

      По русском имени и русской красоте.

      Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,

      Где голуби в горячей синеве,

      Что православные крюки поет черница:

      Успенье нежное – Флоренция в Москве.

      И пятиглавые московские соборы

      С их итальянскою и русскою душой

      Напоминают мне явление Авроры,

      Но с русским именем и в шубке меховой.

1916

      * * *

      На розвальнях, уложенных соломой,

      Едва прикрытые рогожей роковой,

      От Воробьевых гор до церковки знакомой

      Мы ехали огромною Москвой.

      А в Угличе играют дети в бабки

      И пахнет хлеб, оставленный в печи.

      По улицам меня везут без шапки,

      И теплятся в часовне три свечи.

      Не три свечи горели, а три встречи —

      Одну из них сам Бог благословил,

      Четвертой не бывать, а Рим далече —

      И никогда он Рима не любил.

      Ныряли сани в черные ухабы,

      И возвращался с гульбища народ.

      Худые мужики и злые бабы

      Переминались у ворот.

      Сырая даль от птичьих стай чернела,

      И связанные руки затекли;

      Царевича везут, немеет страшно тело —

      И рыжую солому подожгли.

1916

      Соломинка

      1

      Когда, соломинка, не спишь в огромной спальне

      И ждешь, бессонная, чтоб, важен и высок,

      Спокойной тяжестью, – что может быть

                            печальней, —

      На веки чуткие спустился потолок,

      Соломка звонкая, соломинка сухая,

      Всю смерть ты выпила и сделалась нежней,

      Сломалась милая соломка неживая,

      Не Саломея, нет, соломинка скорей!

      В часы бессонницы предметы тяжелее,

      Как будто меньше их – такая тишина!

      Мерцают в зеркале подушки, чуть белея,

      И в круглом омуте кровать отражена.

      Нет, не соломинка в торжественном атласе,

      В огромной комнате над черною Невой,

      Двенадцать месяцев поют о смертном часе,

      Струится в воздухе лед бледно-голубой.

      Декабрь торжественный струит свое дыханье,

      Как будто в комнате тяжелая Нева.

      Нет, не соломинка – Лигейя, умиранье, —

      Я научился вам, блаженные слова.

      2

      Я научился вам, блаженные слова:

      Ленор, Соломинка, Лигейя, Серафита.

      В огромной комнате тяжелая Нева,

      И голубая кровь струится из гранита.

      Декабрь торжественный сияет над Невой.

      Двенадцать месяцев поют о смертном часе.

      Нет, не соломинка в торжественном атласе

      Вкушает медленный томительный покой.

      В моей крови живет декабрьская Лигейя,

      Чья в саркофаге спит блаженная любовь.

      А та, соломинка – быть может, Саломея,

      Убита жалостью и не вернется вновь!

1916

      * * *

      1

      Мне