Стихотворения. Проза. Осип Мандельштам

визги.

      Ломаю ночь, горящий мел

      Для твердой записи мгновенной,

      Меняю шум на пенье стрел,

      Меняю строй на стрепет гневный.

      Кто я? Не каменщик прямой,

      Не кровельщик, не корабельщик —

      Двурушник я, с двойной душой,

      Я ночи друг, я дня застрельщик.

      Блажен, кто называл кремень

      Учеником воды проточной!

      Блажен, кто завязал ремень

      Подошве гор на твердой почве!

      И я теперь учу дневник

      Царапин грифельного лета,

      Кремня и воздуха язык,

      С прослойкой тьмы, с прослойкой света,

      И я хочу вложить персты

      В кремнистый путь из старой песни,

      Как в язву, заключая встык —

      Кремень с водой, с подковой перстень.

      * * *

      Язык булыжника мне голубя понятней,

      Здесь камни – голуби, дома – как голубятни,

      И светлым ручейком течет рассказ подков

      По звучным мостовым прабабки городов.

      Здесь толпы детские – событий попрошайки,

      Парижских воробьев испуганные стайки —

      Клевали наскоро крупу свинцовых крох,

      Фригийской бабушкой рассыпанный горох…

      И в воздухе плывет забытая коринка,

      И в памяти живет плетеная корзинка,

      И тесные дома – зубов молочных ряд

      На деснах старческих – как близнецы стоят.

      Здесь клички месяцам давали, как котятам,

      А молоко и кровь давали нежным львятам,

      А подрастут они – то разве года два

      Держалась на плечах большая голова!

      Большеголовые – там руки поднимали

      И клятвой на песке как яблоком играли.

      Мне трудно говорить: не видел ничего,

      Но все-таки скажу: я помню одного;

      Он лапу поднимал, как огненную розу,

      И, как ребенок, всем показывал занозу,

      Его не слушали: смеялись кучера,

      И грызла яблоки, с шарманкой, детвора,

      Афиши клеили, и ставили капканы,

      И пели песенки, и жарили каштаны,

      И светлой улицей, как просекой прямой,

      Летели лошади из зелени густой!

      * * *

      Как тельце маленькое крылышком

      По солнцу всклянь перевернулось,

      И зажигательное стеклышко

      На эмпиреи загорелось.

      Как комариная безделица

      В зените ныла и звенела,

      И под сурдинку пеньем жужелиц

      В лазури мучилась заноза:

      «Не забывай меня: казни меня,

      Но дай мне имя, дай мне имя:

      Мне будет легче с ним, пойми меня,

      В беременной глубокой сини!»

      1 января 1924

      Кто время целовал в измученное темя —

      С сыновней нежностью потом

      Он будет вспоминать, как спать ложилось

                                                                    время

      В сугроб пшеничный за окном.

      Кто веку поднимал болезненные веки —

      Два сонных яблока больших, —

      Он слышит вечно шум, когда взревели реки

      Времен обманных