Под маской хеппи-энда. Антон Леонтьев

по официальной версии Филипп застрелил Джинджер, а потом сам покончил с собой. Следовательно, никто не может предъявить вам обвинение. Вы же сами что-то ищете! Да, точно, вы что-то знаете и прибыли в Майами, дабы провести самостоятельное расследование. Так же, как и я!

      Девица прошипела по-английски:

      – Мистер, вам же русским языком было сказано – убирайтесь прочь подобру-поздорову! Я умею быть очень жестокой.

      – Нет, сомневаюсь, Таня. Вы прелестная молодая женщина, которая... – начал я и так и замер с раскрытым ртом, потому что почувствовал страшной силы удар, обрушившийся мне в солнечное сплетение. В глазах потемнело, я не мог вздохнуть и выдохнуть. Мерзавка ударила меня, безоружного и беззащитного пожилого человека, знаменитого писателя, лауреата Нобелевской премии!

      Я мешком осел на асфальт, а Таня, склонившись надо мной, прошептала:

      – Ну что, мистер, убедился в том, что я могу применить силу? Значит, так, повторяю в последний раз для нобелевских лауреатов, не особо отягощенных интеллектом: берешь такси, едешь в аэропорт, улетаешь в Нью-Йорк и сидишь там тихо, аки мышь. О том, что меня видел, забываешь тут же, на месте.

      И, развернувшись, моя обидчица прошла прочь. Я же несколько секунд пытался подняться на ноги. Наконец мне это удалось. Сгорбившись, делая крошечные шажки и ловя ртом горячий воздух, я поплелся за Таней. Та, обернувшись, заметила меня, показала кулак, но я упорно двигался вслед за ней. Я имею точно такое же, как и она сама, право узнать, кто стоит за убийством Филиппа и Джинджер! И Тане что-то известно, даже, как мне кажется, очень многое, и я должен выяснить, что именно.

      Нахалка приблизилась ко мне и, вытащив из сумочки пистолет, приставила к моему лбу.

      – Итак, дядя Вася, – заговорила она снова по-русски, и я невольно поморщился – не столько от пульсирующей боли в груди, сколько от издевательства над русским языком – от ее чудовищного акцента. Ее родители плохо говорят по-английски, зато сама Таня плохо говорит по-русски, а вот ее дети уже совсем забудут язык Пушкина и Толстого. Хотя нет, наверняка в семье из поколения в поколение будут передаваться несколько матерных слов и песня «В лесу родилась елочка». – Не верится в то, что ты писатель, к тому же лауреат Нобелевской премии, – продолжила Таня. – Ведь ты ужасно тупой! Мне что, прострелить тебе руку, чтобы ты понял – мотай обратно? Я ведь так и сделаю!

      И сделала бы, если бы очередная гениальная мысль не пришла мне в голову.

      – Профессор Джон Шапиро мой хороший друг, а его жена является большой поклонницей моего творчества, – заявил я. И, судя по тому, как дрогнул в ее руках пистолет, Таня прекрасно знала, кто такой профессор Джон Шапиро. – Я не только сведу вас с ним, но сделаю так, чтобы ваш брат, страдающий саркомой Юинга, стал одним из его пациентов. Даже более того – обещаю, что полностью оплачу лечение...

      Профессор Шапиро был одним из лучших, если не лучшим, онкологом Америки, у него в Нью-Йорке имелся собственный исследовательский центр, попасть в его клинику могли далеко не все богатые и знаменитые. Зря я, наверное, ляпнул, что оплачу лечение брата