Королевство на грани нервного срыва. Надежда Первухина

что-то случилось в кабинете? Вдруг там возник пожар, ее светлость выбралась, но дверь заклинило и…

      – Нужно просто войти в кабинет герцога, – сказал Фигаро.

      – За это положена немедленная смерть, – проговорил кто-то. – Раз уж он собственную жену не пожалел…

      – Это все бабья болтовня, – резко сказал Фигаро. – Кто войдет в кабинет? Вместе со мной, разумеется.

      Наступило стыдливое молчание сильных мужчин, которым не к лицу трусость, но не в этом случае.

      – Понятно, – бросил Фигаро. – Пойду один. И если его светлость жив, я посоветую ему всех вас уволить, дармоеды. У кого с собой есть оружие? Желательно эспадрон или шпага.

      – Возьмите эспадрон моего господина, – подал ломкий голосок тринадцатилетний оруженосец рыцаря, который в данный момент укрывался в уборной, изображая ужасную кишечную активность.

      – Спасибо, мальчик, – сказал Фигаро.

      – И… Я пойду с вами, – решился оруженосец.

      – Как твое имя? – осведомился Фигаро.

      – Ливий Лемонти, мессер домоправитель.

      – Назначаю тебя моим помощником и командором замковой охраны. Охрану наберем новую. Если останемся живы.

      – Да, мессер Фигаро.

      – Идемте, мессер Ливий.

      И Фигаро чуть ли не строевым шагом пошел к двери кабинета, а за ним шел, полыхая ушами от гордости, новый командор охраны тринадцати лет от роду.

      И вот свершилось. Фигаро распахнул дверь, которую запрещено было открывать всему миру. Даже смерть, обычная, естественная смерть, случающаяся с каждым человеком на этой Планете, наверное, замерла бы перед этой дверью, дрожа от непонятного страха. Но черная дыра, когда-то носившая имя Хелена, не боялась ничего и никого, разве только самой себя.

      Великий поэт Альбино Монтессори сидел за своим рабочим столом, прямой как стрела. Но осанка – это, пожалуй, все, что осталось опознаваемым в нем. Тело поэта – и выше стола, и ниже – было сплошь покрыто массой отвратительных белесых червей. Собственно, тела уже не было – черви с непрестанной свирепостью глодали его кости, внутренности, высыпались через ребра, опустошали череп. Даже одежда была изглодана – кроме золотых пуговиц камзола да заколки, что держалась на остатках волос.

      – Крепись, дитя, – не своим голосом приказал Фигаро Ливию, когда тот издал рвотный всхлип. – Скорей выйди и глубоко дыши.

      Ливий оказался сильным мальчиком. Он вышел из кабинета с лицом белее мела, несколько раз глубоко вздохнул.

      – Что? – кинулись к нему вассалы, чувствующие стыд и вину за свою трусость, особенно перед мальчишкой.

      Ливий еще несколько раз глубоко вздохнул и хотел было заговорить, но тут из кабинета вышел Фигаро и закрыл за собой дверь. И тут все поняли, что дело неладно – при этом из кабинета вырвалась такая волна смрада, что многие закаленные рыцари оказались слабее желудком, чем мальчик Ливий, – их тут же вырвало.

      – Стыдитесь, – укорил их Фигаро. – Мессеры! Я должен сообщить вам скорбное известие. Наш