Дюна: Дом Коррино. Кевин Андерсон

подтвердила его наихудшие опасения. Сплошной поток мелких, не достойных внимания делишек. Однако Шаддам изо всех сил старался выказывать сочувствие, как подобает великому правителю. Историки уже получили приказ описать во всех подробностях жизнь и царствование императора.

      Во время короткого перерыва камергер Ридондо зачитал Шаддаму длинный список имперских дел. Император потягивал из чашки приправленный пряностью кофе, чувствуя, как меланжа электризует его мозг и тело. Наконец-то этот каналья повар научился по-настоящему готовить божественный напиток. Чашка была украшена затейливым узором и была настолько тонка, что казалась сделанной из яичной скорлупы. Каждую чашку, из которой Шаддам пил, немедленно разбивали после использования, чтобы никто не мог коснуться драгоценного фарфорового сосуда после императора.

      – Сир? – Ридондо вопросительно взглянул на Шаддама, произнеся с невозмутимым лицом множество труднейших имен, ни разу не заглянув при этом в документы. Камергер не был ментатом, но отличался феноменальной естественной памятью, которая позволяла ему помнить обо всех деталях многочисленных придворных дел. – Вновь прибывший посетитель просит об аудиенции по делу, не терпящему отлагательства.

      – Все они говорят одно и то же. Какой Дом он представляет?

      – Он не из Ландсраада, сир. И он не чиновник ОСПЧТ или Гильдии.

      Шадцам негодующе фыркнул:

      – В таком случае твое решение очевидно, камергер. Я не могу тратить время на всяких простолюдинов.

      – Он… он не обычный простолюдин, сир. Его зовут Лиет Кинес, и он прибыл с Арракиса.

      Шаддама раздражала смелость любого человека, который полагал, что можно просто так прийти и потребовать встречи с императором миллиона миров.

      – Если я пожелаю говорить с кем-нибудь из этого пустынного сброда, то сам вызову его на Кайтэйн.

      – Это имперский планетолог, сир. Ваш отец отправил его отца на Арракис для изучения пряности. Мне кажется, что мы получили от него множество донесений.

      Император деланно зевнул.

      – И все они, насколько я помню, были страшно скучны.

      Теперь и он вспомнил эксцентричного Пардота Кинеса, который провел большую часть своей жизни на Арракисе, постоянно уклонялся от исполнения своих обязанностей и стал туземцем, предпочтя пыль и зной блеску и пышности Кайтэйна.

      – Я потерял интерес к пустыне, – произнес император. – Особенно теперь, когда вот-вот будет завершен «Амаль».

      – Я понимаю вашу сдержанность по отношению к нему, сир, но если вы не примете его, то Кинес может, вернувшись, поднять возмущение среди рабочих пустыни. Кто знает, какое влияние он способен на них оказать. Они могут решиться на всеобщую забастовку и спровоцируют барона Харконнена на насилие. Потом барон потребует присылки сардаукаров и тогда…

      Шаддам поднял ухоженную руку.

      – Довольно! Я хорошо тебя понял.

      Этот камергер имеет обыкновение углубляться в последствия,