На похоронах Хайли Лайкли никто не плакал. Наталия Николаевна Антонова

рыжеволосая женщина, бывшая пианистка.

      А ныне Наполеонова была репетитором. Дом с осени до весны был наполнен музыкой, весёлыми молодыми голосами и прочим приятным шумом и вкусными ароматами.

      – Не, ма, – я уже приземлился, – ответил, улыбнувшись Наполеонов, – выпью ещё одну чашечку кофе и побегу на работу.

      – Шура! Я забыла сказать тебе вчера вечером, что сегодня ко мне приезжает подруга из Питера, и мы собираемся оторваться по полной, – Софья Марковна кокетливо прищурила свои длинные коричневато-зелёные глаза.

      – Понимаю, – кивнул Наполеонов, стараясь не рассмеяться, – кабаки, шампанское, юные мужчины.

      – Угадал, – Софья Марковна шлёпнула сына по макушке чистым вышитым полотенцем, – мы собираемся ностальгировать.

      – Ма! Я всё понял! Появлюсь дома дня через два!

      – Ты у меня умница, – Наполеонова проводила сына до двери и чмокнула в щёку.

      Мать и сын на самом деле чаще всего понимали друг друга с полуслова.

      На этот раз слова матери содержали тонкий намёк на то, что сыну лучше всего было бы провести несколько ночей в доме подруги детства.

      Нет, между Шурой и Мирославой не было ничего пикантного. Они на самом деле были друзьями детства. И Волгина называла Наполеонова своей лучшей подружкой.

      Когда-то они жили в одном дворе, но теперь Мирослава жила в коттеджном посёлке, где у неё было детективное агентство.

      Под одним кровом с ней обитали любимый кот Дон и надёжный помощник Морис Миндаугас.

* * *

      Тремя часами раньше водитель мусоровоза Степан Ордынцев, как всегда, объезжал дворы, освобождая от мусора контейнеры и подбирая крупный хлам.

      При этом Степан всегда с умилением вспоминал Японию.

      В Стране Восходящего Солнца даже представить было невозможно, что кто-то выбросит мусор около контейнеров, тем более крупногабаритный.

      А у нас всегда, пожалуйста, и мусорщик корячься себе на здоровье.

      Степан выругался сквозь зубы, увидев на одной из контейнерных площадок большой мешок, лежащий рядом с бачками.

      – И когда мы будем жить, как в Японии? – бормотал он себе под нос, вылезая из кабины.

      Подойдя поближе, Степан рассмотрел, то, что он принял за обычный мешок, было на самом деле спальным мешком.

      – Интересно, чего они туда натолкали, – подумал Степан, и начал расстегивать замок. У него даже промелькнула мысль, что спальный мешок выбрал местом ночёвки какой-нибудь бомж, но открыв его на четверть, он обомлел.

      Минуту Ордынцев стоял неподвижно, а потом, всплеснув руками, заголосил по-бабьи, – помогите! Убивают!

      Но тут он вспомнил, что наши граждане, тем более полусонные в такую рань неохотно откликаются на призывы о помощи и полиция советует кричать, – пожар!

      Вот Степан и завопил во всю мощь своих лёгких, – Пожар! Люди, добрые, помогите! Горим!

      – Ты чего орёшь?! – хлопнул его по плечу неведомо откуда взявшийся бородатый мужик в майке и трусах.

      – Ты кто? – спросил оторопевший Степан.

      – Конь в пальто! Чего орёшь-то? Народ будишь ни свет ни заря.

      – Так это, – Степан ткнул пальцем на лежавший у его ног спальный мешок.

      Мужик наклонился, и спустил замок на спальном мешке ещё на несколько сантиметров. Он с интересом посмотрел на то, что там находилось.

      – Баба, – наконец сказал он, – неживая. И уже попахивает. Ты где это взял? – он подозрительно посмотрел на Степана.

      – Так здесь она лежала! Я мусорщик! Хотел поглядеть, что там и в кузов закинуть. Оно тяжёлое оказалось, а когда замок приоткрыл, – оно, вот! – Степан снова тыкнул пальцем в сторону мешка.

      – У тебя сотовый есть? – спросил мужик.

      – Ну.

      – Тогда чего орешь? Вызывай полицию и скорую.

      – А скорую зачем? – спросил, потоптавшись на месте Степан, – сам же сказал, что она уже попахивает. А доктора таких не оживляют.

      – Ты меньше рассуждай! – рассердился мужик, – а больше делай! Так положено по закону! Понял?

      – Как не понять, – обиженно пробормотал Степан и стал тыкать в кнопки своего сотового.

      – Маш! – крикнул тем временем мужик.

      – Ну, чего тебе? – из окна первого этажа высунулась всклокоченная баба в ночной сорочке.

      – Кинь мне штаны, какие не какие.

      – Это ещё зачем? – зевая, спросила супружница.

      – Тут сейчас люди приедут! А я в таком непрезентабельном виде. Не комильфо.

      – Какие ещё люди?! – рассердилась Маша.

      – Полиция, скорая. Ты не рассуждай! Кидай штаны!

      – Вы вчера опять с Петром Трофимовичем в гараже нализались? – взъярилась Маша.

      – Трезвый он, – влез Степан, – дамочка, будьте любезны, дайте ему штаны. А то прямо перед покойницей неудобно.

      – Какой ещё покойницей?! Вы чё там все с утра