Фриленды. Джон Голсуорси

спокойно прервала его, говорила она отрывисто, капельку шепелявя:

      – Стенли не может этого понять.

      Она взяла Тода под руку, по-прежнему не сводя глаз с лица деверя.

      – Может быть, – признал Феликс, – но не забудьте, что Стенли, Джон и я выражаем обычную и, я бы сказал, разумную точку зрения.

      – С которой мы, боюсь, не имеем ничего общего.

      Феликс перевел взгляд с нее на Тода. Тот склонил голову набок и, казалось, прислушивался к каким-то далеким звукам. Феликс почувствовал раздражение.

      – Все это прекрасно, – сказал он, – но, право же, вам не мешает подумать о будущем ваших детей с какой-то более объективной точки зрения. Не можете же вы хотеть, чтобы они бунтовали прежде, чем сами увидят жизнь своими глазами.

      Она ответила:

      – Наши дети знают жизнь лучше, чем обычная молодежь. Они с ней сталкивались непосредственно, видели ее изнанку. Они знают, что такое произвол в деревне.

      – Да, конечно, – сказал Феликс, – но молодость есть молодость.

      – Они достаточно взрослые, чтобы понимать, где правда.

      Феликс был поражен. Как сверкали эти суженные глаза! Какая убежденность звучала в этом чуть-чуть шепелявившем голосе!

      "Я же останусь в дураках", – подумал он и только спросил:

      – Ну, а что вы ответите на это приглашение? – Пусть едут. Сейчас это им очень кстати.

      В этих словах Феликсу почудилась угроза. Он отлично понимал, что она вкладывает в них какой-то свой, особый смысл.

      – Когда нам их ждать? Во вторник, пожалуй, для Клары удобнее всего, когда кончится очередное нашествие гостей. А на вас с Тодом нечего и рассчитывать? Она забавно сморщила губы в подобие улыбки.

      – Пусть решает Тод. Тод, ты слышишь?

      – На лугу! Она там была и вчера, в первый раз в этом году.

      Феликс взял брата под руку.

      – Ты прав, старина.

      – Что? – спросил Тод. – А!.. Пойдемте домой. Я ужасно хочу есть…

      Иногда из ясного неба вдруг упадет несколько капель дождя, зашелестит листва, а вдалеке послышится глухой рокот. Путник подумает: "Где-то поблизости гроза". Но кругом! сразу же снова станет тихо и безмятежно, и путник, забыв о том, что он недавно подумал, беззаботно пойдет дальше.

      Так было и с Феликсом, когда он возвращался на автомобиле Стенли в Бекет. Ну и лица у этой женщины, у юных язычников, да и у потустороннего Тода!

      Вокруг этой маленькой семьи в воздухе пахло грозой. Но автомобиль неслышно скользил по дороге, сиденье было мягким, за окном мирная прелесть зеленых лугов, церкви, усадьбы, домики среди вязов, медленные взмахи крыльев грачей и ворон – все это убаюкивало Феликса и вселяло в него покой; дальние, глухие раскаты грома больше не были ему слышны.

      Когда он вернулся, Недда поджидала его в аллее, разглядывая статую нимфы, поставленную Кларой. Это была хорошая вещь, выписанная из Берлина, который славится скульптурой, к тому же она начала покрываться патиной, словно стояла тут уже давно, – милое создание с опущенными плечами и скромно