Ленька Пантелеев. Леонид Пантелеев

броневые автомобили, и видел, как свет их фар грозно и быстро пробегал по белому кафелю печки.

      Он начинал понимать, что что-то случилось.

      Один раз, когда Стеша поила его холодным клюквенным морсом, он набрался сил и шепотом спросил у нее:

      – Что?..

      Она поняла, засмеялась и громко, как глухому, сказала:

      – Наша власть, Лешенька!..

      Он не сразу понял, о чем она говорит. Какая «наша власть»? Почему «наша власть»? Но тут, как это часто бывает после болезни, какой-то выключатель повернулся в Ленькиной голове, яркий луч осветил его память, и он вспомнил все: вспомнил матросов-большевиков из гвардейского экипажа, вспомнил, как он крался за Стешей по Садовой и по Крюкову каналу, вспомнил и сундучок, и замок, и энциклопедический словарь Брокгауза… Уши у него загорелись, и, приподнявшись над подушкой, он с жалкой улыбкой посмотрел на горничную и прошептал:

      – Стеша… простите меня…

      – Ничего, ничего… Полно вам… Лежите! Глупенький вы, – засмеялась девушка, и Леньке вдруг показалось, что она помолодела и похорошела за это время. Таким веселым и свободным смехом она никогда раньше не смеялась.

      В это время за дверью «темненькой» кто-то громко закашлялся.

      – Кто это там? – прошептал Ленька.

      – Никого там нет, Лешенька. Лежите, – засмеялась девушка.

      – Нет, правда… Кто-то ходит.

      Стеша быстро нагнулась и, пощекотав губами его ухо, сказала:

      – Это мой брат, Лешенька!

      – Тот?

      – Тот самый.

      Ленька вспомнил фотографию с обломанными углами и усатого человека в круглой, похожей на пирог шапке.

      – Он жив?

      – Живой, Лешенька. На три дня из Смоленска приезжал. Сегодня уезжает.

      Скрипнула дверь.

      – Стеня, можно? – услышал Ленька мягкий мужской голос.

      Стеша кинулась к двери.

      – Ш-ш… Ш-ш… Куда ты, колоброд? Разве можно сюда?! – Ты куда, коза, мою кобуру от браунинга засунула? – негромко спросил тот же голос.

      – Какую еще кобуру? Ах, кобуру?..

      Ленька приподнял голову, хотел посмотреть, но никого не увидел – только услышал легкий запах табачного дыма, просочившийся в комнату.

      А вечером он опять проснулся. Разбудил его шепелявый старческий голос, который с придыханием проговорил над его изголовьем:

      – Бедный маленький калмычонок… В какое ужасное время он родился!..

      Он открывает глаза и вздрагивает. Он видит перед собой страшное, черное, выпачканное сажей лицо. Кто это? Или что это? Ему кажется, что он опять бредит. Но ведь это генеральша Силкова, старуха вдова, живущая во флигеле, в шестом номере. Он хорошо знает ее, он помнит эту маленькую чистенькую старушку, ее румяное личико, обрамленное траурной кружевной наколкой, ее строгую, чинную походку… Почему же она сейчас такая страшная? Что с ней случилось? Остановившимся взглядом он смотрит на старуху, а она наклоняется к нему, часто-часто мигает маленькими слезящимися глазками и шепчет:

      – Спи, спи, деточка… Храни тебя Бог!..

      И страшная костлявая