Мир глазами Гарпа. Джон Ирвинг

тень подозрения на обоих: ребенок вроде Гарпа может дурно влиять на других детей; мать вроде Дженни недостойна уважения, ибо плохо присматривает за своим сыном. Маленький Гарп, конечно, довольно долго не ощущал никакой дискриминации, но Дженни, которая незамедлительно распознавала дискриминацию (и незамедлительно пресекала любые ее попытки), в очередной раз почувствовала, что люди вокруг сделали ничем не оправданные выводы. Раз пятилетний ребенок был оставлен без присмотра и залез на крышу, значит, она – плохая мать и плохо воспитывает свое дитя. И к тому же этот Гарп – явно странный ребенок.

      Мальчик ведь растет без отца, говорили некоторые, а у таких вечно на уме всякие гадости.

      «Очень странно, – писал позднее Гарп, – но представление о том, что именно семья в конечном итоге должна убедить человека в его уникальности, моей матери всегда было чуждо. Мать была женщиной практичной; она верила только в реальные факты и в реальные результаты. Например, она верила в Боджера, поскольку то, чем занимался декан, было ей, по крайней мере, понятно. Она верила в конкретную работу: в работу учителя истории, в работу тренера по борьбе и, конечно же, в работу сестры милосердия. Но та семья, которая, собственно, и убедила меня в моей неповторимости, в моей уникальности, никогда не пользовалась у моей матери уважением. Мать считала, что семья Перси вообще никогда и ничего не делает».

      В этом убеждении Дженни Филдз была не одинока. Стюарт Перси, хотя имел вполне определенную должность и довольно высокий титул, реально никакой работой не занимался. Он назывался генеральным секретарем попечительского совета Стиринг-скул, однако никто и никогда не видел его, например, печатающим на машинке или хотя бы отдающим распоряжения своей секретарше. Да, конечно же, у него была секретарша, только вот сомнительно, чтобы у нее было что печатать. Некоторое время казалось, что Стюарт Перси имеет связи в Ассоциации выпускников Стиринг-скул, организации достаточно влиятельной – в силу богатства ее членов и кое-каких сентиментальных ностальгических воспоминаний, у них сохранившихся, – чтобы ее высоко ценили в администрации школы. Однако директор по делам выпускников утверждал, что Стюарт Перси слишком непопулярен среди бывших своих однокашников, чтобы от него была хоть какая-нибудь польза. Все эти люди хорошо помнили Перси еще с тех дней, когда учились в Стиринг-скул.

      Популярностью среди теперешних учеников школы Перси тоже не пользовался: они подозревали (и не без оснований), что он ни черта не делает.

      Стюарт Перси был крупный краснолицый мужчина, с выпяченной бочкообразной грудью, которая на поверку оказывалась всего-навсего приличных размеров животиком – в любую минуту эта браво торчавшая вперед «грудь» могла вдруг опасть, и распахнувшийся твидовый пиджак являл на всеобщее обозрение полосатый галстук цветов Стиринг-скул. «Кровь и синяк» – так именовал эти цвета Гарп.

      Стюарт Перси, которого жена нежно называла Стьюи – хотя несколько поколений учеников школы именовали его не иначе как Жирный, – носил какую-то