Рудник «Веселый». Ирина Боброва

вопрос задала Аллочка. Воспоминание той давней поездки к Шипицыну промелькнуло мгновенно – ещё не включился зелёный сигнал светофора, мигал жёлтый, но так ярко, что на миг показалось, будто время сдвинулось, сделав скачок назад, и я прожил эту поездку полностью – все два часа, минута в минуту. – Ах да, ваза… Аллочка, я вот не понимаю твоей мелочности. Ну разбилась эта, так купим другую.

      – Это не мелочность. – Аллочка посмотрела на меня серьёзным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Я внутренне подобрался: вот настырная, опять возвращается к неприятной теме! – Это привычка. Я каждый раз вздрагиваю и сжимаюсь от страха, когда что-нибудь разбивается или ломается. И я не могу это контролировать. Это из детства. Если хочешь, я расскажу…

      – Стоп! Стоп, Алла… Если хочешь что-то рассказать, если тебя мучают детские состояния – сходи к психологу. И давай на берегу определимся: я не спрашиваю тебя о твоём прошлом, а ты не задаёшь подобных вопросов мне. Договорились? Наша жизнь друг для друга началась с того момента, когда мы впервые встретились в офисе. И всё. Всё остальное неважно…

      – Неужели я тебе так безразлична?.. – прошептала Аллочка.

      – Опять двадцать пять! Да сколько можно, Алюсь?!! Я тебя люблю и не представляю своей жизни без тебя! И говорил тебе это раз сто. Так?

      – Так, – она кивнула, достала из сумочки салфетку, аккуратно промокнула готовые пролиться слёзы. – Говорил. Но это слова. А поступки говорят о другом. Дом купил, даже не посоветовавшись. И о себе ничего не рассказываешь.

      Да что ты с ней будешь делать?! Ну не мог же я рассказать ей о той поездке в Новоалтайск, например?..

      И теперь, поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж, в ресторан, невольно вспомнил вчерашний утренний разговор: пулю я схлопотал здесь, на крыльце «Хаус-клуба». В тот же день я последний раз видел Ивана…

      Навстречу выпорхнула администраторша. Она долго и безуспешно пыталась привлечь внимание Ботаника. Безуспешно потому, что Петру не нравилось её имя. «Так бы всё ничего, но вот Тося…» – говорил он, хотя я подозреваю, что это отговорка. Ботаник вообще на женщин время не тратил, хотя иногда у него случались непродолжительные романы. Женщины по нему сохли, но не долго – как правило, все они хотели крепкой семьи, заботливого, небедного мужа, готового свернуть шею за процветание этой самой семьи, а Петро сворачивал шею только за благо науки, прогресса и прочей ерунды, которую дамы бальзаковского и предбальзаковского возраста ни в грош не ставили…

      – Ну что, радость моя, есть для нас место? – Он шутливо приобнял администраторшу.

      – Для вас всегда есть, – расцветая, ответила женщина. – Я обычно один столик держу до последней возможности. А сегодня не так уж и много народа – ещё пять или шесть столов свободны.

      Мы расположилась в мягкой зоне, заняв одно из самых престижных мест. Ботаник щёлкнул пальцами, тут же вокруг запорхали официантки. Петра несло, видимо, опять деньги жгли карман. Давно приметил, что он чувствовал себя несчастным, когда был сытым и богатым: что-то у него в голове щёлкало, что-то переключалось, что-то случалось с мозгами – с деньгами