Истоки современной политической мысли. Том 1. Эпоха Ренессанса. Квентин Скиннер

времени и, в частности, ее сосредоточенность на республиканских идеалах свободы и гражданского участия. Барон считает кризис 1402 г. причиной «революции в политико-историческом мировоззрении флорентийцев» и утверждает, что «защита флорентийской независимости от Джангалеаццо» оказала глубокое влияние на «усиление республиканских настроений флорентийцев» (pp. 445, 448, 459). В итоге значение «политического кризиса в Италии» начала XV в. состоит в том, что он дал начало «гуманизму нового типа» – гуманизму, укорененному в «новой философии политического участия и деятельной жизни» и призванному прославлять республиканские свободы Флоренции (p. 459).

      Тезис о возникновении «гражданского гуманизма», как определил его Барон, получил широкое признание. Например, по убеждению Мартинеса, Барон «продемонстрировал», что «рождение гражданского гуманизма является во многом» следствием пережитого флорентийцами столкновения с Джангалеаццо Висконти (Martines 1963, p. 272). Бекер соглашается с тем, что Барон «убедительно доказывает» существование связи «между достижениями культуры и общественной жизнью Флоренции» (Becker 1968, p. 109). И сам Барон недавно отметил «широкое одобрение», с которым было встречено его утверждение, что войны против Милана «окончательно определили появление во Флоренции кватроченто политически осмысленного, общественно-ориентированного гуманизма» (Baron 1968, p. 102).

      Тем не менее имеются два фактора, важных для понимания ренессансного гуманизма, которые побуждают нас оспорить мнение Барона. Суть первого в том, что Барон, рассматривая кризис 1402 г. в качестве «катализатора новых идей», не учел, насколько вызванные им идеи были в действительности унаследованы от городов-республик cредневековой Италии (ср. Baron 1966, p. 446). Другая проблема состоит в том, что Барон, выделяя особые качества «гражданского» гуманизма, не сумел по достоинству оценить связь между флорентийскими авторами раннего кватроченто и более широким движением петраркианского гуманизма, сложившимся в XIV в. Основная цель этой главы заключается в последовательном изучении этих двух проблем в попытке вписать их в более широкую картину эволюции политических идей в рамках флорентийского Ренессанса.

Анализ свободы

      Первое большое затруднение, связанное с тезисом Барона о «гражданском гуманизме», проще всего выразить, сказав, что он недооценивает, насколько флорентийские авторы раннего кватроченто шли по стопам средневековых dictatores[55]. Как подчеркивал, в частности, Кристеллер, эти две группы связаны между собой тем, что получали одинаковую юридическую подготовку и впоследствии выполняли схожие профессиональные роли, выступая либо в качестве преподавателей риторики в итальянских университетах, либо, что бывало чаще, в качестве секретарей в городской иди церковной администрации. Так складывалась карьера Колюччо Салутати (1331–1406), старейшины флорентийских гуманистов начала XV в. Он начал изучать Ars Dictaminis в Болонье у Пьетро де Мульо, а затем стал применять свои профессиональные навыки, служа канцлером в нескольких

55

Я весьма обязан работам П. О. Кристеллера о развитии гуманизма. Он первым сделал принципиально важное замечание о том, что «гуманисты, не представляя собой новый класс, были интеллектуальными наследниками и последователями средневековых риторов, т. н. dictatores». См. Kristeller 1956, p. 564, а также pp. 262, 560–561. Значение работы Кристеллера для критики тезиса Барона было основательно изучено Джеррольдом Сейджелом (см. Seigel 1966, p. 43; Seigel 1968, pp. 204–205).