Русский диверсант. Сергей Михеенков

почувствовал, что ему как гостю, впервые переступившему порог её заведения, фрау Эльза или просто Лиза уделяет больше внимания.

      Они рассмеялись и пошли по белой лестнице вверх, где в комнатах уже слышались приглушённые женские голоса.

      – Сашенька сегодня свободна? – услышал Радовский полушёпот Зимина.

      – Да. Я её сейчас позову.

      – Не для меня…

      – Хорошо, хорошо, Вадичка… Я всё поняла. Предупрежу…

      – Какая ты умничка. Нам пару шампанского и коньяк. И ещё, как всегда, шоколад и фрукты.

      – Хорошо, хорошо, Вадичка. А кого позвать для тебя?

      – Эту ночь, дорогая Елизавета Павловна, я хотел бы провести с вами! – торжественно произнёс Зимин.

      – Ах ты испорченный мальчишка!

      Радовский услышал возню, притворное рычание Зимина и восторженные всхлипы Лизы.

      Да, неплохо они тут устроились. Тихие ночи без обстрелов и бомбёжки. Тихое заведение. Шампанское, фрукты, французские духи… Не оборачиваясь, Радовский продекламировал:

      И всю ночь звучит зловещий хохот

      В коридорах гулких и во храме

      Песни, танцы и тяжёлый грохот

      Сапогов, подкованных гвоздями.

      Он шагнул в распахнутую дверь и оказался в просторной зале, драпированной зелёным бархатом и тяжёлыми портьерами до самого пола. Паркет был навощён. Пахло так, как пахнет в старом платяном шкафу, из которого только что убрали всю одежду. Одежда всегда хранит запах человека, носившего её. Вот и эта просторная комната, загромождённая вдоль стен тяжёлыми складками зелёного бархата и просторными кожаными диванами, пахла людьми, в разное время бывавшими здесь. Это был запах женщин и мужчин в минуты их откровения, подавленного страдания и притворной любви, которая в какое-то мгновение могла стать настоящей.

      Они подошли к столу, на котором уже стояли бутылки, фужеры и фарфоровая ваза с фруктами. Зимин налил коньяку. Они выпили. Радовский продолжал принюхиваться к позабытым запахам прошлой жизни. Зимин заметил это и сказал:

      – Ты и её будешь обнюхивать? Смотри не испугай.

      – Кого?

      – Сашеньку. Сейчас увидишь её.

      Вскоре в комнату вошли две девушки. Простучали каблучки, послышался смех, в котором Радовский сразу поймал фальшивые ноты всё той же театральности и человеческой порочности, слегка замаскированной показной профессиональной развязностью.

      – Меня зовут Сашей, – сказала блондинка и оперлась на его плечо, обдавая запахом дешёвых духов и здорового молодого тела.

      Радовский поймал её руку и поцеловал прохладные пальцы, которые мелко дрожали, словно от холода. И в чаду не страстей, а угара…

      – Что с тобой, милая? – наклонился он к ней и снова мысленно повторил: «…И в чаду не страстей, а угара…»

      – Ничего, – улыбнулась она, неумело скрывая напряжение.

      – Ты вся дрожишь.

      – Это сейчас пройдёт.

      Через две недели на старенькой трофейной полуторке