Мой друг Роллинзон. Уильям Кьюл

коротко ответил я.

      Тогда Комлей притворил дверь и прислонился к ней спиной. Было ясно, что он хочет сказать что-то интересное.

      – Это относительно премии, – сказал он. – Уже открылось, какова она. Вы знаете Туттьета? Ведь его отец участвует в Совете[5], вот через него и открылось.

      Тут он снова остановился.

      – Ну, что же вы не договариваете, что именно вы узнали? – воскликнул я. – Говорите же!

      – Пятьдесят гиней! – ответил Комлей.

      Роллинзон даже присвистнул.

      – Это точно, – сказал Комлей. – Туттьет все это знает доподлинно. Оказывается, этому чудаку, который предлагает премию, очень повезло в Южной Африке, он сделался миллионером или что-то вроде этого. И вот он вбил себе в голову, что предложит премию и, конечно, очень хорошую премию с целью заинтересовать учеников нашей школы Южной Африкой.

      – Отличная выдумка, – сказал я.

      – Еще бы! Он сказал об этом директору, а директор предложил это на рассмотрение Совета. Все согласились, конечно, что это чересчур большая премия, но тем не менее отказываться от нее тоже не хотели, и этот чудак настоял на своей сумме. Наконец условились так: принять премию, но не разглашать ее сумму, то есть не объявлять официально. Совет боялся, что это может нарушить порядок школьных занятий, а некоторым очень не понравилось, что в качестве премии предложены деньги. Правда, они знали, что в конце концов это должно обнаружиться. Туттьет говорит, что один из них сказал целую речь о том, что не следует впускать в школу «корень всех зол».

      – Почему же этот джентльмен настаивал, чтобы назначить деньги? – спросил я.

      – Да, вероятно, потому, что в Южной Африке деньги – это все. Кроме того, он, наверное, думает, что это может дать кому-нибудь новый жизненный толчок, например, кто-нибудь захочет отправиться в колонии.

      Это звучало довольно правдоподобно. Пятьдесят гиней за сочинение! Я уже дважды произнес это про себя. Потом я поглядел на Роллинзона, и мне пришло в голову, что и он занят той же мыслью. Во всяком случае, он казался очень серьезным. Затем я взглянул на Комлея и заметил, что он наблюдает за нами обоими через свои очки.

      – Стоящее дело? – спросил он с усмешкой.

      – Еще бы, – ответил я.

      – Вы хотите попробовать?

      – Да. Я думаю, что и вы тоже захотите, и Роллинзон, и все остальные. В этом можно быть уверенным.

      – А! – сказал Комлей. – Ну, что ж, это хорошо. Вот если бы у меня были такие шансы, как у вас, Браун…

      – Будет вам! – сказал я.

      Он не настаивал и, поговорив еще немного, ушел от нас явно с тем, чтобы успеть произвести впечатление еще на кого-нибудь. Когда он вышел, Роллинзон сказал:

      – А ведь об этом, право, стоит подумать, старина.

      – Конечно, стоит, – согласился я. – Для тебя-то это особенно подходящее дело.

      Он вытаращил глаза и с изумлением уставился на меня. Я произнес эти слова без всякого особого намерения, но когда увидел, как он смотрит на меня, то

5

Имеется в виду попечительский совет школы, в который обычно входили уважаемые и высокопоставленные лица.