Мой друг Роллинзон. Уильям Кьюл

то, что он попал в эту беду. Так и не решив, что ей выбрать, она одновременно и бранила, и ласкала его. Ребенок громко плакал, он был страшно перепуган. Роллинзон был бледен как полотно, а я ошеломлен и оглушен.

      Мы поспешили выйти на дорогу. Роллинзону хотелось поскорее убраться с рельсов, да и мне тоже. Оба мы испытали такое ощущение, которое должно было надолго запомниться нам. Потом женщина начала рассказывать, все время пристально и изумленно глядя на Роллинзона. Это была очень миловидная, совсем молоденькая женщина. Казалось, что ей чрезвычайно трудно высказывать вслух свои мысли. Но мы все-таки узнали, что ее муж – железнодорожный кондуктор и что он часто проезжает по этому пути со своим поездом. Ребенок привык ожидать отцовский поезд, и ему позволялось смотреть на него сквозь деревянную изгородь, в то время как поезд проносился мимо. Раньше он никогда не отваживался выходить за изгородь, по крайней мере его матери ни разу не приходилось замечать этого. В этот раз он вышел на рельсы, а результат мы все видели сами.

      Рассказав нам все это, она принялась плакать, потому что ее нервы были изрядно расстроены. Только в это время мы заметили, что наша компания состояла из пяти человек, а не из четырех, и что этот пятый очень похож на иностранца.

      Это был тот самый господин в панаме, которого несколько минут тому назад я видел идущим по дороге. Уже темнело, и благодаря темноте и нашему общему возбуждению он присоединился к нам незамеченным. Он шел рядом с женщиной и, конечно, слышал все, что она нам рассказывала, но до сих пор он не сказал нам ни слова. Это был человек средних лет, крепко сложенный и очень суровый на вид, с серьезными глазами и бородой, в которой пробивалась седина. Лишь только я успел как следует рассмотреть его, как он обратился ко мне.

      – Вашему другу, кажется, дурно? – сказал он. – Вам надо дать ему воды.

      Не успел он договорить, как Роллинзон повис на моей руке.

      – Поддержи меня, Браун, – слабым голосом произнес он, – у меня в глазах… темнеет, – и только я успел обхватить его рукой, как он действительно лишился чувств.

      Женщина побежала в дом за водой.

      – Не пугайтесь, – сказал господин в панаме, увидев, что я немного струсил, – ведь это просто обморок. Он придет в себя через несколько минут. Дайте-ка я отнесу его в дом.

      Положив свою трость, он взял Роллинзона на руки и легко понес его к дому. По его указанию я побежал вперед и вынес наружу стул, тогда как женщина уже ожидала нас с водой. Господин в панаме посадил Роллинзона на стул и начал смачивать ему виски.

      – Он смелый мальчик, – сказал он, – только немножко нервный. Откуда он?

      – Мы из Берроу – из школы, если знаете. Мы были в Лейбурне и теперь возвращаемся этой дорогой.

      – Понимаю. А как его зовут?

      – Роллинзон.

      Господин в панаме больше ничего не спросил, он молча и заботливо продолжал свое дело. Наконец он спросил у женщины, нет ли у нее в доме вина.

      – Только бузинная настойка,