Стихотворения и поэмы. Михаил Лермонтов

и злу постыдно равнодушны,

      В начале поприща мы вянем без борьбы;

      Перед опасностью позорно-малодушны

      И перед властию – презренные рабы.

      Так тощий плод, до времени созрелый,

      Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,

      Висит между цветов, пришлец осиротелый,

      И час их красоты – его паденья час!

      Мы иссушили ум наукою бесплодной,

      Тая завистливо от ближних и друзей

      Надежды лучшие и голос благородный

      Неверием осмеянных страстей.

      Едва касались мы до чаши наслажденья,

      Но юных сил мы тем не сберегли;

      Из каждой радости, бояся пресыщенья,

      Мы лучший сок навеки извлекли.

      Мечты поэзии, создания искусства

      Восторгом сладостным наш ум не шевелят;

      Мы жадно бережем в груди остаток

      чувства –

      Зарытый скупостью и бесполезный клад.

      И ненавидим мы, и любим мы случайно,

      Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

      И царствует в душе какой-то холод тайный,

      Когда огонь кипит в крови.

      И предков скучны нам роскошные забавы,

      Их добросовестный, ребяческий разврат;

      И к гробу мы спешим без счастья

      и без славы,

      Глядя насмешливо назад.

      Толпой угрюмою и скоро позабытой

      Над миром мы пройдем без шума и следа,

      Не бросивши векам ни мысли плодовитой,

      Ни гением начатого труда.

      И прах наш, с строгостью судьи

      и гражданина,

      Потомок оскорбит презрительным стихом,

      Насмешкой горькою обманутого сына

      Над промотавшимся отцом.

1838

      Поэт

      Отделкой золотой блистает мой кинжал;

      Клинок надежный, без порока;

      Булат его хранит таинственный закал –

      Наследье бранного востока.

      Наезднику в горах служил он много лет.

      Не зная платы за услугу;

      Не по одной груди провел он страшный след

      И не одну прорвал кольчугу.

      Забавы он делил послушнее раба,

      Звенел в ответ речам обидным.

      В те дни была б ему богатая резьба

      Нарядом чуждым и постыдным.

      Он взят за Тереком отважным казаком

      На хладном трупе господина,

      И долго он лежал заброшенный потом

      В походной лавке армянина.

      Теперь родных ножон, избитых на войне,

      Лишен героя спутник бедный,

      Игрушкой золотой он блещет на стене –

      Увы, бесславный и безвредный!

      Никто привычною, заботливой рукой

      Его не чистит, не ласкает,

      И надписи его, молясь перед зарей,

      Никто с усердьем не читает…

       –

      В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,

      Свое утратил назначенье,

      На злато променяв ту власть, которой свет

      Внимал в немом благоговенье?

      Бывало, мерный звук твоих могучих слов

      Воспламенял бойца для битвы,

      Он нужен был толпе, как чаша для пиров,

      Как фимиам в часы молитвы.

      Твой стих, как божий дух, носился

      над толпой

      И,