Танцуй в огне. Розалинда Шторм

и здоровьем той, ближе кого у меня не было.

      – Иди уже, – лениво взмахнул он вилкой. – Не стой столбом. К сестре не суйся, я велел ее запереть. Собирайся.

      Добралась до своей комнаты только к ночи. Бродила по родному имению, как неприкаянный призрак. Заглянула на кухню к рябой кухарке Марте, получила пирожок с черникой и наставления. От наставлений стало тошно, а потому я поспешила уйти. Забралась в башенку, покормила голубей; забрела на конюшню, угостила пирогом любимого Уголька, все равно от переживаний не могла проглотить и крошки. Пробежалась по саду, задержавшись чуть дольше возле клумбы с дзяньскими ирисами и элайскими розами. Мне единственной нравился такой вот смешанный аромат: сладкая верхняя нота, следом более терпкая нота сердца и основа – легкая горечь. Аромат, который всегда будет напоминать о доме и сестре.

      К Виоле я все-таки сходила. Кралась по коридору, будто воровка, сливаясь с тенью, боясь неосторожным движением перебудить дом. Но все оказалось напрасно, отец слова на ветер не бросал, сестра была заперта. А через толстую дубовую дверь не поговоришь. Пришлось уходить, едва сдерживая слезы.

      В комнате было темно и холодно. Окно раскрыто настежь, сквозняк задул свечи. Нянюшка ушла, впрочем, мне в одиночестве было куда проще, не нужно слушать причитания и успокаивать старушку.

      Первым делом закрыла створки и зажгла свечи, магические светильники в доме имелись, но не везде. Дочерям мистер Майлини дорогие игрушки пожалел, а потому приходилось действовать по старинке.

      Едва по белым стенам заплясали полукруглые желтые померанцы, я увидела подарок. Два женских дзяньский меча с алыми лентами, повязанными на рукоятях. Последний дар мастера Рен-е-ганы.

      Больше сдерживаться не могла, слезы градом хлынули из глаз. Я рухнула на пол возле кровати и завыла, будто раненый зверь. Все, кого любила, по воле отца исчезали из моей жизни, и я ничего не могла с этим поделать.

      Утро пришло незамеченным. Проникло с солнечными лучами сквозь неплотно прикрытые шторы, ворвалось с птичьими трелями, просочилось с ароматами свежескошенной травы. Я насилу поднялась, но так и не поняла, спала ли, или же лежала в беспамятстве. Мышцы ныли, виски ломило, а еще меня знобило, видно, не прошла ночь на холодном полу даром. Как бы не разболеться.

      Умылась, непослушными руками переплела косу. Надо бы собираться, да больше всего хотелось зарыться с головой в одеяло и забыться во сне.

      Появилась нянюшка, в руках она держала поднос. Глаза ее превратились в щелочки, а нос распух, видно, тоже не нашла ночью успокоения, проплакала, жалея воспитанницу.

      – Нянюшка, – пролепетала я. – Нянюшка!

      – Ты ж моя радость! – чудом не уронив ноши, та не по-старчески быстро подбежала ко мне. Обняла и запричитала.

      – Вот темного семя, кому ж он тебя отдал, кровиночку мою. Такому же темнову ставленнику! Как же ты одна-то в чужом доме, да с людьми чужими?!

      – Все нянюшка, хватит, – я вырвалась из объятий.

      Чувствовала, еще чуть-чуть и снова расплачусь.

      – Пора собираться, отец велел