Полет в неизвестность. Сергей Трифонов

овчарка. Но диверсанты не знали, что в соответствии с моим приказом каждый самолет моей эскадрильи перед плановым полетом проходил двойную проверку. После завершения предыдущего полета машина проверялась самым тщательным образом экипажем и инженерно-технической службой аэродрома. Такой же проверке она подвергалась накануне нового полета, а затем поднималась в воздух, совершая тестовый полет над аэродромом, длившийся не менее получаса. Такие меры надежно перекрыли все пути проникновения к машинам и предотвращали акты террора.

      С 1 сентября тридцать девятого года, со времени начала войны, все полеты с фюрером сопровождались дополнительными мерами безопасности. На борт моего самолета принималась группа специально подготовленных и хорошо вооруженных офицеров СД в составе 4–5 человек. Кроме того, нас сопровождали еще три самолета с отрядом личной охраны фюрера. Одна машина вылетала и садилась раньше нас, и отряд охранников заранее проверял условия безопасности на аэродроме. Затем приземлялись две другие машины. Когда же садились мы, полсотни натренированных охранников уже надежно блокировали все подходы к фюреру.

      Вначале всю систему безопасности полетов фюрера разрабатывали мы с Гиммлером. Впоследствии, когда у рейхсфюрера СС значительно прибавилось работы и ответственности, этими проблемами я занимался с Раттенхубером, с которым у меня сложились добрые и самые теплые товарищеские отношения.

* * *

      Наш второй медовый месяц с Доррит, длившийся почти семь месяцев, завершился так же неожиданно, как и начался. В начале апреля тридцать четвертого после непродолжительного улучшения ее самочувствия начался новый кризис болезни, затяжной и, как оказалось, последний. В известной степени виновником ухудшения, как считала Доррит, был я. Ранее я уже говорил, Доррит ненавидела нацистов, хотя хорошо относилась к фюреру и Герингу лично, дружила с Гофманом и его супругой. Ее раздражала, как она выражалась, «звериная и человеконенавистническая идеология» нацизма, самодовольство, чванство, безграмотность и тупость вождей НСДАП. Особенно отвратительны ей были Розенберг, Гесс, Гиммлер, Шауб.

      Она упрашивала меня отказаться от работы с Гитлером, остаться в «Люфтганзе», честно служить интересам Германии, будучи уважаемым и всеми ценимым летчиком гражданской авиации. Никакие доводы о чрезвычайно высокой зарплате и особом социальном статусе нашей семьи при службе с Гитлером в расчет не принимались. Когда же я однажды вернулся домой в новой форме офицера СС, Доррит упала в обморок и двое суток находилась в бессознательном состоянии. День за днем Доррит медленно угасала. Она практически не вставала с постели, никого, кроме дочери, не узнавала. Ее лицо заострилось, а кожа постепенно приобрела пепельный оттенок. Брат Доррит и врачи, приезжавшие с ним из Берлина, утверждали, что ее дни сочтены, коллапс может наступить в любую минуту. Я тяжело переживал увядание супруги, моей любимой женщины, моего самого надежного друга. Дочь замкнулась