Кирро. Кристина Новосельцева

затянулась на глазах, словно ничего и не было. Братья переглянулись.

      – Тебе очень повезло. Мы не слышали никаких барабанов, но у тебя, видимо, есть какой-то помощник, которого можешь видеть и слышать только ты.

      – Это нормально на вашей планете?

      – Всякое случается. У меня и у Бигана такого никогда не было. Почему ты побежал на звук?

      – Мне сказала старуха, приросшая к дереву.

      – Этхалиот, – Уган чуть приподнял брови, но тут же вернул себе непринужденный вид.

      Разговор не продолжился. Меч был серебристым, почти белым, ярким, лёгким и прочным. Правда, абсолютно гладким. Никаких узоров или клейма на нём не было, камни не украшали рукоять. Разглядывая его Кирро обнаружил, что поддевая лезвие ногтями, поранил подушечки пальцев. Боли не было. Биган указал на кровь брату.

      – Тебе не больно?

      – Нет.

      – Дай мне меч, я верну.

      Кирро отдал клинок, Уган порезал себе мизинец:

      – А мне больно, – он передал оружие Бигану, сорвал лист с ближайшего дерева и обернул им порез.

      Биган проделал со своей рукой то же самое, кивнул брату и отдал меч владельцу.

      – Попробуй порезаться другим своим клинком, – сказал Уган.

      Кирро достал старый меч, чернёный и тяжёлый, провёл по нему мизинцем, но ничего не почувствовал. Поднял взгляд на братьев и помотал головой. Уган протянул ему свой кинжал, Кирро рассёк им кожу мизинца другой руки, и снова безболезненно, хоть бусины крови выступили на раненой плоти. Он вновь помотал головой, а затем сорвал листики с куста и обернул ими все порезы.

      Братья молчали, но было ясно, что все думают об одном и том же: если он не чувствует боли, значит создан для смерти. «Или для того, чтобы её преодолеть», – родилась утешительная мысль в голове Кирро.

      – У меня болит только живот, видимо, в том месте, откуда извлекли винна. Ещё ощущаю неприятное чувство, когда нога затекла, например, и «оттаивает».

      Его спутники молчали, нарочито не желая продолжать разговора. Они насилу не переглянулись, и глаз на Кирро не подняли.

      Есть тоже не хотелось, ровно как и спать, в голове зазвучали слова Этхалиот о том, что спать нужно на животе, а есть всё, что можно разжевать. Следуя за братьями, мужчина сорвал с куста какой-то твёрдый орех, формой напоминающий жёлудь, только гораздо крупнее и более продолговатый. Расщелкнув тёпло-коричневую скорлупу, он увидел, как из трещин сочится слабое серебристое сияние, исходящее от сердцевидного плода. Он издаёт терпкий аромат, сладковатый и привлекательный. Кирро положил орех на язык, тонкий вкус, напоминающий что-то из прошлой жизни, наверное, сладкую еду, испечённую женщиной, разлился по во рту. Орех оказался мягким и податливым, значит им можно питаться. Кирро стал выискивать глазами похожие плоды на кустах, но больше нигде не встретил их, а куст, с которого сорвал тот, не запомнил – просто не посмотрел тогда на него.

      Лес начал понемногу редеть, незаметно спускаться с холма, и вскоре путники увидели