Иов, или Комедия справедливости. Роберт Хайнлайн

несколько штук. Да только я не имел ни малейшего представления, как завязывают бабочку.

      Я глубоко вздохнул и горестно задумался над этой сложной проблемой.

      Раздался стук в дверь. Если я не выскочил из собственной шкуры, то только лишь по чистой случайности.

      – Кто там? – (Честное слово, мистер Грэхем; я тут вашего прихода дожидался!)

      – Горничная, сэр.

      – О, входите, входите!

      Я услышал, как она звенит ключом, и тут же вскочил, чтобы отодвинуть задвижку.

      – Извините, совсем забыл, что закрыл и на задвижку. Пожалуйста, заходите.

      Маргрета оказалась примерно того же возраста, что и Астрид, но выглядела моложе и привлекательнее, со светлыми, как лен, волосами и веснушками на носу. Она говорила на очень правильном, явно выученном по учебнику, английском с каким-то милым акцентом. В руках Маргрета держала платяную вешалку с коротким белым пиджаком.

      – Ваш обеденный китель, сэр. Карл сказал, что второй будет готов завтра.

      – О, большое спасибо, Маргрета! Я о нем начисто позабыл.

      – Я была уверена, что позабудете. Поэтому вернулась на борт чуть пораньше – пока прачечная не закрылась. И очень рада, что так поступила. Для темного костюма сегодня слишком жарко.

      – Вам не следовало торопиться из-за меня – эдак вы меня совсем избалуете.

      – А я люблю заботиться о наших гостях. И вам это хорошо известно. – Она повесила пиджак в шкаф и пошла к двери. – Я зайду попозже, чтобы завязать вам галстук. В шесть тридцать, как обычно, сэр?

      – В шесть тридцать годится, а теперь который час? – (Будь оно неладно, мои часы пропали одновременно с теплоходом «Конунг Кнут»; на берег я их не брал.)

      – Уже почти шесть… – Маргрета замешкалась. – Пожалуй, будет лучше, если до ухода я приготовлю вашу одежду. У вас и так мало времени.

      – Моя милая девочка! Но это же не входит в ваши обязанности!

      – Нет. Но я сделаю это с удовольствием. – Она выдвинула ящик комода, вынула оттуда фрачную сорочку и положила ее на мою (Грэхема) кровать. – И вы знаете почему!

      С энергической компетентностью человека, точно знающего, где и что лежит, она выдвинула маленький ящик стола, до которого у меня еще руки не дошли, достала оттуда кожаный футляр, вынула из него и положила рядом с рубашкой часы, кольцо и запонки, продела запонки в манжеты, выложила на подушку чистое нижнее белье и черные шелковые носки, поставила возле стула вечерние туфли, вложив в одну из них рожок, взяла из шкафа тот самый обеденный китель, повесила его вместе с черными отглаженными брюками (подтяжки уже пристегнуты) и темно-красным поясом-камербандом на дверцу гардероба. Окинув взглядом это великолепие, добавила к стопочке вещей на подушке пристежной воротничок с отогнутыми уголками, черный галстук и свежий носовой платок; снова посмотрела, положила возле часов и кольца ключ от каюты и бумажник, опять оценила все острым взглядом и удовлетворенно кивнула:

      – Пора бежать, иначе я пропущу ужин. Вернусь, когда надо будет завязывать