Американские боги. Нил Гейман

Смуглыми пальчиками она массирует его белые плечи; потом переворачивает его на спину и начинает ласкать руками, пальцами, языком.

      Ему кажется, что лампа в углу погасла, и теперь свет исходит только от ярко разгоревшейся свечи.

      – Как тебя зовут? – спрашивает он.

      – Билкис,[5] – она поднимает голову, – через «кью».

      – Через что?

      – Да бог с ним.

      Дыхание у него становится прерывистым.

      – Дай вставлю, – говорит он. – Давно пора тебе вставить.

      – Да, милый, – отвечает она. – Конечно. Но пока ты будешь брать меня – можно попросить тебя об одной услуге?

      – Слушай, ты, – в нем вдруг всплескивает раздражение, – это ведь я плачу тебе деньги, так, кажется?

      Одним плавным движением она садится на него верхом и шепчет:

      – Да, милый, конечно, я знаю, ты платишь мне деньги, но по тому, как дело складывается, это я должна тебе платить, мне так повезло…

      Он поджимает губы: она должна понять, что все эти блядские штучки на него не действуют, с ним этот номер не пройдет; ведь кто она такая, если разобраться: уличная давалка, а он, можно сказать, без пяти минут продюсер, и вытянуть из него под настроение лишнюю десятку еще никому не удавалось, – но она не просит денег. А вместо этого шепчет:

      – Милый, пока ты будешь брать меня, пока ты будешь насаживать меня на этот толстый твердый кол – пожалуйста, боготвори меня.

      – Чего?

      Она раскачивает бедрами, подаваясь то взад, то вперед: налитая головка его члена трется о влажные губы вульвы.

      – Называй меня богиней, ладно? Молись мне, хорошо? Почти меня своим телом!

      Он улыбается. И только-то? У каждого свои тараканы – особенно под конец рабочего дня.

      – Ладно, – соглашается он.

      Она запускает руку себе между ног и вводит член.

      – Хорошо тебе, а, богиня? – спрашивает он, и у него перехватывает дыхание.

      – Поклоняйся мне, милый, – говорит ему Билкис, уличная шлюха.

      – Да, – говорит он. – Я боготворю твои груди, и волосы твои, и пизду твою. Я поклоняюсь твоим бедрам, и глазам, и губам, алым, как вишни…

      – Да… – мурлычет она и ударяет бедрами в такт.

      – Я поклоняюсь соскам твоим, из коих течет млеко жизни. Поцелуй твой слаще меда, и прикосновение твое обжигает, как пламя, и я боготворю его. – Слова он произносит все ритмичнее, и они постепенно тоже попадают в такт слитному движению тел. – Дай мне страсть твою на восходе солнца, и на закате дай мне облегчение и благословение твое. Пусть иду я сквозь тьму без ущерба и страха, и пусть приду к тебе снова, чтобы спать с тобой рядом и любить тебя. Боготворю тебя всем, что только есть во мне, и в душе моей, всем тем, чем был я и в мечтах моих и в… – он осекается, окончательно задохнувшись. – Что ты делаешь? Какое удивительное чувство. Какое удивительное…

      Он пытается посмотреть вниз, туда, где соединяются их тела, но ее указательный палец упирается ему в подбородок и откидывает голову назад, так что он видит только

5

Билкис – в арабской традиции имя царицы Савской. В средневековой европейской традиции этот персонаж смешивается также с Суламифью, возлюбленной царя Соломона, которой адресована «Песнь песней» (что и обыгрывается далее в тексте), и с Сивиллой.