Упражнения на развитие беглости. Роман Михеенков

таланты превосходят сексуальные, но в филармонии оказался именно классическим путем – через постель. Заслуженная артистка РСФСР, судя по уровню ее пения, добилась звания тем же способом и выбирала меня в качестве концертмейстера, не изменяя традициям. Она напоминала грозовую тучу. Два горящих глазика, мечущие молнии, а остальное все – туча.

      За возможность выйти на сцену во фраке я погружался в глубины самых смелых эротических фантазий, чтобы периодически подтверждать статус работника филармонии.

      – Я тебе, сука, всю рожу расцарапаю, падла!

      Спустя примерно три месяца заслуженная артистка РСФСР бросилась на меня за кулисами зала Чайковского, заглушая зрительские овации. За минуту до этого на сцене она пела песню, в которой были слова: «Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок». Она пела ее и раньше, но в этот раз черт дернул эту тучу именно на этих строчках начать раскачиваться из стороны в сторону на ножках-колоннах, изображая колосок. Этот Колосс вызвал у меня смеховую истерику.

      В итоге – расцарапанная рожа, отлучение от филармонии и никакого фрака.

      Ты, Матаня, с юморком,

      Я любил тебя рачком…

      – Гдэ кансэрва, сука? Гдэ кансэрва? Гдэ, сука, кансэрва?

      Беда не приходит одна. Вылет из филармонии совпал с окончанием моей кабацкой карьеры. Заскучавшая певица Люба решила пощекотать нервы своим мужчинам и заявила им, что уходит ко мне, даже не поставив меня в известность. Меня, конечно, позабавило, что эта информация стала причиной драки между Эдиком и Толиком, без моего участия. Но из ресторана пришлось уйти.

      – У всех семьи, надо по-человечески… – сказал мне Эдик.

      Перееб я всю деревню,

      Повели меня на суд.

      Впереди гармонь играет,

      Сзади ебаных несут.

      И, чтобы добить меня, в этот момент случились выпускные экзамены в консерватории, о которой я почти забыл. Оценки волновали меня мало, но вылет из общежития…

      Пропив остатки денег, обмывая диплом, я оказался на улице. С аккордеоном. Как выяснилось, уличное исполнение больше не приветствовалось, скорее каралось. Я посетил с дружественным визитом все обезьянники станций метро в центре Москвы. В обезьяннике 5-го отделения милиции, куда меня в очередной раз заграбастали менты за игру на Арбате, я познакомился с помятым жизнью лингвистом из Твери. Неопохмелившийся лингвист посоветовал мне направить мой талант в электричку Москва – Тверь.

      Поезд едет с ветерком

      По лесной дорожке,

      Мою милую ебут

      За мешок картошки.

      – Гдэ кансэрва, сука? Гдэ кансэрва? Гдэ, сука, кансэрва?

      Через несколько минут станет понятно, сколько я еще проживу. Важно говорить короткими фразами, которые бандиты поймут. Задача – сразу заговорить с главарем – Мандариновым Джо – и увязать в его первобытном сознании мою жизнь и их получение «кансэрвы».

      Мучения зама играют на меня. Бандиты устанут и утолят жажду крови. Держись, Петрович. Держись,