Зона навсегда. В эпицентре войны. Андрей Амельянович

успокойся ты, – сказал наемник, войдя в небольшое помещение следом за другом и усадив ученого на лавку. – Будто сам недавно таким же не был?

      – Вот именно, что таким, как эти дурачки, я никогда не был, – хмуро ответил сталкер. – У нас, в СЗО, хоть какая-то логика присутствовала. И цель. А тут что? Зону они уничтожить пытаются? Ага! Сборище клоунов. Фу-у-ух… Ладно, проехали. Давай, раздевай ученого.

      – Может, лучше было бы его сначала в медпункт отправить? – спросила Стрелка.

      – И облучить там всех? – посмотрел на нее Горда. – Он шлялся черт знает где, и неизвестно еще, какой заразы на себе приволок. То, что счетчик Гейгера молчит, вообще ничего не значит. Лучше перестрахуемся, раствором обработаем, сами умоемся – и тогда уже поведем. За десять минут не умрет… Так, ты его не волокла, ты самая чистая, принеси одежды какой-нибудь: тряпки, что на нем, только в утиль теперь. Поройся в шмотках Яна, у него с ним один размер, похоже.

      Не сказав больше ни слова, девушка вышла, широко распахнув дверь и впустив внутрь помещения порыв ветра.

      Комбинезон с Седого не снимали, а срезали ножом, без сожаления отбрасывая грязные, бесформенные лоскуты в угол. Перед этим сталкер ощупал карманы ученого на наличие чего-либо важного, и, видимо, не зря: в одном из них он обнаружил выписанные на имя Юрия Белова документы и пропуск в Зону, а в другом нашелся небольшой процессор. Рассматривать долго находки Горда не стал, просто забрал себе. Пребывавший в полубессознательном состоянии профессор на это никак не отреагировал. Очнулся он лишь в тот момент, когда его, лежащего на лавке, окатили с ног до головы ледяной струей дезактивационной жидкости.

      Запасы ее, почти с десяток большущих бочек, нашел когда-то Ковбой и, не без помощи товарищей, приволок поближе к «Чикаго», соорудив подобие моечной – единственного во всей Зоне места, не считая бункеров ученых, где можно было обработать одежду и себя самого после прогулки по зараженным территориям. В вымощенной когда-то давно белым кафелем комнате не было ничего, кроме двух рядов лавок, стоящих вдоль стен; дюжины гвоздей, вбитых прямо в плитку и заменяющих вешалки; пары душевых шлангов, в один из которых под напором подавалась дезактивационная жидкость, а во второй – обычная вода; и забранного решеткой сливного отверстия в полу. Дверь крепко запиралась на засов, в застекленные окна не задувал сквозняк. В некотором смысле здесь было даже уютно – по местным, естественно, меркам.

      Пока закончили с Седым и помылись сами, вернулась Стрелка с ворохом одежды, положила все на лавку, отошла в сторонку. Ученый, не дожидаясь приглашения, трясущимися руками взял кофту и натянул ее на голое тело, морщась от боли, затем влез в джинсы, неловко зашнуровал кроссовки. Говорить он не пытался, почти все время находясь в прострации. Его уставшие глаза не выражали никакого проблеска мысли или заинтересованности в происходящем.

      – Все, Ян, веди Седого к Цитрамону, – махнул рукой Горда. – Пускай им дальше он занимается. Только попроси, чтобы на ноги