Последняя шутка Наполеона. Григорий Александрович Шепелев

– с медведями трахаться,ну и как ему было не устремиться её спасать с отцовским ружъём?

      – Иду по тропинке, и вдруг мне наперерез вылетает Сфинкс, перепуганный, – завершил рассказ свой юный скрипач, – меня увидал – затрясся, захрюкал, рылом в ногу затыкался: пошли, дескать! Ну, я пошёл за ним. И вдруг слышу издали – ты орёшь! А потом медведь как взревёт! А дальше ты знаешь.

      Он ещё раз покрутил башкой.

      – А это что – кладбище, да? То самое, проклятое? Здесь раньше была деревня? Вон там, наверное, где буръян?

      – На это взгляни, – указала Рита горбатым носиком на второй отчищенный ею надгробный памятник. Вырвав руку из цепких скрипачьих пальцев, заторопилась в кустики. Сфинкс, который, как оказалось, лишь притворялся скромненьким, потащился следом за нею. Пока юный музыкант разглядывал камень, хрюкающий наглец разглядывал её задницу, за что после получил в рыло. Солнце уже стояло на середине неба.

      – Ну, как? – поинтересовалась Рита, вновь подойдя к могиле. Димка, сидя на корточках, изучал надгробие через увеличительное стекло, которое постоянно носил в кармане.

      – Да, интересно.

      – И это – всё, что ты можешь мне сообщить?

      – Вот странный вопрос! Я что тебе, справочное бюро?

      – Нет. Ты умный мальчик.

      – Умные люди тем как раз отличаются от глупцов, что знают не всё.

      С этими словами Димка поднялся, и, убрав лупу в карман, поправил ружьё на плече.

      – Через двадцать лет мне будет всего только тридцать пять! – воскликнула Рита, – маму в тридцать пять лет называли девушкой! И я буду выглядеть так же.

      – Вряд ли. Ты куришь.

      Рита немедленно закурила.

      – А мне будет тридцать шесть, – продолжал скрипач, – целых тридцать шесть. И меня не будут называть мальчиком.

      – Как – не будут? Ты ведь не куришь!

      – Но я играю на скрипке.

      – А разве это так вредно?

      Ответа не было. Сняв с плеча карабин, Димка произнёс:

      – Как бы косолапый опять сюда не пожаловал. Он ведь наверняка считает эту малину своей.

      – Не смей его убивать! – запротестовала Рита, – это бессмысленно, ты же знаешь!

      – Я никого убивать и не собираюсь. Наоборот. Отойди подальше, от камня может отрикошетить.

      Рита пинками погнала Сфинкса к кустам. Когда они отошли шагов на пятнадцать, сзади раздались выстрелы. Каждый выстрел сопровождался писклявым звоном свинца о камень. Из чащи шло гулкое эхо. Вернувшись, Рита увидела,что от надписи на надгробии и следа не осталось. Четыре пули отколотили от камня целую россыпь крошева. Карабин был мощным. С таким, подумалось Рите, точно не страшно и на медведя.

      – Теперь мы можем идти, – сказал музыкант, вешая ружьё на плечо, – так тебе про скрипку ответить?

      – Я всё сама поняла, не дура. Уже года через три тебя перестанут называть мальчиком, потому что всё человечество будет знать твоё имя.

      Они пустились в обратный путь. Идти было жарко. Сфинкс успевал собирать грибы – конечно же, не в корзину,