Белый Волк. Горные духи и дети луны. Ярослав Толстов

подозревал и не оставлял своих попыток узнать побольше. Вот, как-то так, и случилось, что с ним и Кауа у меня оказалось гораздо больше точек соприкосновения, чем с остальными детьми.

      С Пабло тоже все не очень складно получилось. Я, конечно, с самого начала наших взаимоотношений, пыталась приучить его к мысли, что он может жить отдельно от меня и от долины. Но первые пару лет он был мне, ежедневно, просто необходим, однако я все-таки заставила его пройти, хоть и заочно, университетский курс истории и археологии его страны. И помогла оформить монографией работу по фольклорному наследию его древнего народа. Этого, действительно, никто еще не делал. А когда они с профессором Клаусом провели сравнительный анализ рисунков возле камня Солнца, в лабиринте Луны и гигантских рисунков в пустыне Наска, то в научном мире страны разорвалась бомба.

      Пабло, в двадцать с небольшим, получил степень доктора наук, а нам пришлось, буквально, оборонять долину от непрошенных визитеров. С другой стороны, Пабло получил возможность работать в месте, где находилась предполагаемая родина его племени. Он вырвался из долины в широкий мир, как и хотел, тем более, что Ирбис искренне считал нашего необычного сына воплощением духа – хранителя долины.

      Те же яркие чувства, которые он испытывал ко мне, в дни своей юности, не то, чтобы угасли, но, изрядно, потускнели под грузом вины, которую он испытывал, считая, что стал причиной моего разрыва с Алексеем. Хоть, я и предпринимала неоднократные попытки объяснить, что наше с ним сближение было следствием, а не причиной ухода Хорька, но он себя не простил. А еще он, постоянно, ощущал мою печаль, как бы глубоко я ее ни прятала, потому, что умел слышать и понимать мои чувства, как никто другой. Поэтому, неудивительно, что как только его присутствие перестало быть непременным условием безопасного существования меня и нашего сына, он с удовольствием брался за дела, которые уводили его прочь из нашего горного городка.

      Однако, в дни полнолуния, что-то непреодолимо тянуло его обратно, и если он находился на расстоянии одного перелета от долины, то непременно пытался вернуться назад. А если это происходило, то нас, вновь, бросало в объятия друг к другу.

      Вспомнив об этом, я посмотрела на темнеющее небо, где на лазоревом фоне проступала огромная бледная луна. И она была, почти, круглой.

      Отогнав воспоминания, я обернулась к Кауа и спросила:

      – А вместе с Урсулой приезжает Пабло, не так ли?

      – Конечно! А ты о чем подумала? – удивлено спросил он.

      Я невесело усмехнулась, подумав, что никогда не перестану ждать чуда. Но, чтобы не расстраивать Кауа, быстро переключила разговор на другую тему:

      – А откуда ты все, это узнал?

      – Урсула позвонила дедушке Генриху, мы вместе с ним сидели в гостиной, – ответил мальчик.

      Я кивнула головой, вспомнив звуки музыки, под которые смотрела на вечернее небо. Старый барон,