1916. Война и Мир. Дмитрий Миропольский

и красное дерево с золочёными вставками были ему много милее, чем приёмная – уменьшенная, но всё равно внушительная копия зала «Совета пятисот» в венецианском Дворце Дожей.

      – Можно считать, что турецкий пирог уже поделен, – говорил Коковцов. – Болгария рассчитывает на основную часть Македонии. В свою очередь, Сербия желает получить оставшуюся часть из рук вашего величества.

      – То есть, пока болгары и сербы вслед за итальянцами добивают Османскую империю, Российская империя должна воевать с ещё двумя – Австрией и Германией. Так надо понимать?

      – Совершенно верно. Они предполагают, что мы со своими союзниками сокрушим немцев даже скорее, чем Балканский союз разделается с турками. А после победы ваше величество станет третейским судьёй для всей Европы с решающим словом при определении новых границ.

      – Новых границ… – повторил император. – Насколько я понимаю, господа в Думе поддерживают наших друзей на Балканах?

      – Целиком поддерживают, ваше величество.

      – И какой им видится Европа в новых границах?

      – Они считают, что Константинополь должен быть присоединён к России, – с готовностью отрапортовал Коковцов. – Таким образом мы, называясь де-факто наследниками Византийской империи, сможем стать Византией де-юре. Это политическая сторона дела. Стратегически необходимо овладеть проливами Босфор и Дарданеллы, хотя некоторые полагают, что достаточно и одного Босфора. Хорошей видится перспектива российского протектората над Балканами. Что касается Германии, то во избежание нового усиления надо разделить её на удельные княжества, числом около десяти…

      Николай Александрович притворно изумился, вскинув брови:

      – И только-то?! Остался сущий пустяк: заручиться согласием самой Германии да ещё Австрии. И для порядка Англию с Францией спросить: они всё же наши союзники! Но кто же осмелится нам возразить? Завтра же византийская Россия займёт пол-Европы и воцарится на Балканах, Адриатике и Чёрном море, а остальные страны станут жить по команде из Петербурга… Право, чудесно!

      В сарказме император выплеснул накопившееся раздражение. У него порой складывалось впечатление, что министры и депутаты Государственной думы не в своём уме. Страна медленно приходит в чувство после позора войны с Японией и революции девятьсот пятого года. Армию предстоит перестраивать ещё несколько лет, промышленность – в сравнении с европейской – едва поднимает голову, а эти… С раздутыми щеками произносят пафосные речи о народе-богоносце – притом готовы сей же час принести в жертву многие миллионы жизней этого народа.

      В жертву чему? Гордыне и стремлению чужой кровью вписать свои имена в историю? Подлости и алчному желанию нажиться на войне? Глупости, не позволяющей видеть дальше собственного носа? Тупому упорству, толкающему Россию к военной катастрофе?!

      Коковцов между тем продолжал:

      – Если позволите, Сербии ещё желательно по разделу Австро-Венгрии получить Боснию