1916. Война и Мир. Дмитрий Миропольский

Елагином и Каменном – гулять с детьми, на Крестовском – стрелять в тире, любоваться на соревнования по лаун-теннису или следить, как гоняют мяч футболисты лучших питерских команд – «Спорт» и «Унитас». Они играли и друг с другом, и с англичанами, служащими на Сампсониевской ниточной мануфактуре. И с финнами играли, и с немцами, с которыми теперь идёт война…

      Перебейнос поскользнулся, но удержался на ногах. Какой толстый лёд! Толстенный. Такой даже возы с дровами выдерживает. Поперёк Невы, вон, трамвай пустили по вмороженным прямо в лёд рельсам – ничего, не хрустит… Что же там увидали ребятушки?

      Двое городовых стояли в сотне шагов от моста и едва смогли откозырять подошедшему офицеру. Замёрзли. Видать, у них тоже нет фляжек с коньяком, сам себе пошутил Перебейнос и улыбнулся. Вернее, попытался улыбнуться, но на морозе у него лишь странно дрогнула кожа на скулах.

      – Здесь? – спросил он.

      – Здесь, ваше благородие, – просипел один, дохнув паром.

      То ли днями кому-то в особняках понадобилось обновить ледник – стужа, не стужа… То ли приезжали сюда водовозы… По себе они оставили полынью – майну. Её, конечно, снова затянуло льдом, но сквозь него ещё можно было разглядеть что-то примёрзшее снизу, из чёрной воды.

      – Та-ак, – грозно протянул Перебейнос. – Нашли, значит? А раньше куда смотрели, остолопы? Сколько раз уже здесь ходили!

      Проштрафившиеся, еле живые от холода и усталости, угрюмо потоптались. Тот, что побойчее, с номером 1876 на бляхе, подал голос:

      – Так мы это… Я вон там об лёд запнулся. Гляжу – во льду галоша. Хорошая такая галоша, новая совсем. И майна рядом. Вот мы и смекнули по течению малёхо пошукать…

      – Слеподырки, мать вас всех, – сквозь зубы процедил Перебейнос. – Ладно, теперь-то чего ждём? Раньше начали – раньше закончили! Сами себя задерживаем! Ну, живо, живо!

      Его люди уже добыли на берегу топоры и пешни со стальными наконечниками, приволокли досок… Все зашевелились, пытаясь согреться хотя бы работой.

      Пока они обкалывали лёд и расчищали майну, Перебейнос ждал рядом, растирая руки и ударяя валенком о валенок. В голове крутилась прежняя мысль – о фляге с нагретым на животе коньяком – и ещё одна, которую он старался прогнать подальше. Лучше бы находка оказалась ошибкой, чем угодно, только не тем, что они действительно искали с утра семнадцатого декабря…

      …а она оказалась именно тем самым.

      На лёд, наконец, выволокли окоченевшее тело.

      – Рукавом примёрз, – деловито сообщил один из городовых. – Здесь течение сильное, в залив утащило бы – сто лет не найти. А там корюшка съест, она завсегда мертвякам лица гложет…

      – А ну тихо мне! – прикрикнул Перебейнос. – И нечего глазеть.

      Сам он обречённо разглядывал утопленника, завёрнутого в плотную синюю штору и связанного верёвками по рукам и ногам. Впрочем, связанного не слишком крепко: штора сползла, и руки освободились от пут. Правое запястье обнимал массивный золотой