О бабушках и дедушках. Истории и рассказы (сборник). Коллектив авторов

красивые ворота на улице. Наши. Дедушкина гордость. Он заказал эти завитушки, этих жар-птиц, которые вызывали смех, недоумение, а потом и зависть всей улицы.

      Дедушку за глаза называли «чудиком», «профессором», а при встречах чуть ли не кланялись – герой войны, грудь в медалях, орденах. Он прихрамывал после ранения, иногда, если шел по делам, брал трость. Полированное черное дерево вызывало почему-то фантазии об индейцах, курительных трубках, Береге Слоновой Кости – все, что может привидеться в заурядной лаковой полировке малолетней девочке, начитавшейся Майн Рида и Фенимора Купера.

      Дедушка был странным. Он читал книги. Вся деревня на него удивлялась. В деревне, конечно, были школа и библиотека, но чтение оставалось детской забавой, бездельем, которое нужно перерасти, чтобы по-взрослому батрачить в поле. Это в дедушку Николая половина детей в нашем роду мечтатели.

      Осколок снаряда, засевший в легком, не позволял ему поднимать тяжести. По высочайшему партийному распоряжению, его назначили в поселок Затишье директором сельпо. А бабушка была в магазине продавцом, потом товароведом. Молодая, чернобровая, с косой до пояса, она сильными руками ворочала мешки с зерном, дотошно пересчитывала кастрюли и всякую кухонную утварь на продажу. Крепкая, сбитая, вросшая в землю толстыми ногами, с широким крестцом и необъятной, мясистой попой, спелая деревенская девка на выданье.

      Засов заржавел, но подергав и раскачав, я сдвинула-таки его с места, с недовольным скрипом калитка открылась. Жар-птицы отсалютовали хвостами, блеснув на солнце кое-где сохранившейся эмалевой краской. Двор, залитый самодельным цементным раствором. Арки винограда. Деревья под самую крышу. И стойкие, все выносящие розовые кусты. До сих пор с цветами. И я, как в детстве, первым делом сунула нос в ближайший растрепанный бутон, чтобы вдохнуть аромат, почувствовать, что я дома.

      Там, дальше, за летней кухней, сараями и погребом, еще яблоневый сад, скотный двор, огромный виноградник и огород. Целая плантация или, как одно время мы говорили, насмотревшись бразильских сериалов, – «фазенда».

      Ключ повернулся в навесном замке, и дом встретил меня могильным холодом комнат. Застекленная веранда – здесь, по дедушкиному плану, должен был располагаться зимний сад. Круглая проходная столовая, из которой, как лучи, расходятся двери в спальни, в гостиную. Сколько себя помню, гигантские по площади комнаты стояли полупустыми, едва меблированными. Нам, детям, это нравилось. Ничто не мешало носиться, играть в догонялки, строить башни и города на полу.

* * *

      Мало мужчин возвращалось с войны. И среди этой малости – калеки, одноруки, одноноги, контуженые, которые кричали по ночам страшными голосами, спятившие. Они возвращались домой, где их ждали, а порой уже и не ждали. На скорую руку играли деревенские свадьбы. Коля Чурилов считался видным женихом. Всего-то хромота! Осколок там где-то засел, так ведь его и не видно. Девушки, вдовицы находили сотни причин, чтобы по несколько раз на дню наведаться в магазин.

      Продавщица