Чувства. Ирина Григорьева

почему-то перевёрнутая верх ногами. В прошлой жизни он, кажется, любил перебирать струны и петь песни. Но сейчас брал инструмент в руки, только когда был под градусом.

      Егор подошёл к раковине и наполнил единственный, оставшийся чистым бокал, водой. Залпом выпил её, подкурил сигарету и направился к окну…

      Город спал.

      Звенящая тишина повисла в ночном воздухе, оберегая его хрустальный мир от любого посягательства.

      Почему хрустальный?

      Да просто ещё сопливым юнцом, когда ему сообщили, что отца сбила насмерть машина, он решил, что реальность слишком хрупкая и капризная, чтобы полностью ей довериться. А ополоумевшая от горя мать, медленно но верно сгнивающая в месиве безумия, только подтверждала его вывод.

      Егор рос, как придорожная трава, в силу скверного характера подолгу нигде не задерживаясь – ни у родственников, ни в детдомах.

      Он очень дорожил свободой. Она в его представление была слишком дорогим подарком, чтобы так её легко разбазаривать.

      Егор обожал ночь. День был для него мукой, и он старался относить к нему философски: ведь зачем-то же светлое время суток было необходимо… Хотя, выбирая профессию, он руководствовался как раз тем, что не будет привязан к графику «с 9 до 18», и с особым удовольствием отправлялся в ночные поездки.

      Он служил машинистом на РЖД…

      Егор перевалился через подоконник и стал рассматривать пустую улицу. Вдоль проезжей части выстроились – как стражники на посту – светофоры, которые беспрестанно подмигивали жёлтым глазом. Нервный тик у них что ли? Им вторили неоновые вывески магазинов.

      Парень задрал голову. Гроздья звёзд, свисающие с тёмно-синего неба, украшали своим присутствием момент.

      Егор выбросил окурок, набрал полные лёгкие воздуха и со всей дури крикнул:

      – Э-е-ей!

      Пустота разорвалась.

      Девушка в кровати сонно перевернулась на другой бок и опять засопела.

      Егор подбежал к ней и начал тормошить.

      – Вставай. Вставай. Мне нужно ехать.

      Она недовольно открыла один глаз и пробормотала:

      – Куда? Ночь на дворе.

      – Ну и что. Мне за свободой ехать надо, – и он громко рассмеялся.

      – Дурак.

      – Вставай, Софья, и дуй восвояси.

      Он ещё раз толкнул её в плечо, чтобы она до конца поняла всю серьёзность его намерений, и стал одеваться. Он уже натянул плавки и теперь прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину рваных джинсов.

      София села в кровати и злобно наблюдала за его движениями из-под наращённых ресниц. Её любовник был красив. Немного грубоватые, но от этого ещё более мужественные черты лица. Глаза с редким зеленоватым оттенком, обрамлённые густыми, но не слишком длинными ресницами, смотрели на мир нагло, высокомерно. Стройное тело с кубиками пресса на животе, было пропорционально во всех отношениях. Да и ростом не подкачал. Двигался он, как-то развязно, но в тоже время уверено.

      Они