Верхом на Сером. Ульяна Бисерова

дочка, лошадь – умное и гордое создание, никогда не унижай его и не пытайся силой добиться выполнения приказов – конь этого не прощает и обязательно при первом удобном случае припомнит, – наставлял ее в свое время старый Айрат. – Терпение и настойчивость. Но при этом не забывай – лошадь должна видеть в тебе вожака, лидера. Она должна осознавать, что именно ты, а не она выбирает путь и задает темп. Лишь в этом случае она будет счастлива служить тебе – не по принуждению, а из уважения».

      И первым шагом на этом долгом пути было приучить Гордость Андалузии, которому, похоже, нередко крепко доставалось от прошлых хозяев, взбешенных его неукротимым нравом, доверять человеку и не ждать подвоха. От резкого звука конь мог запросто взвиться на дыбы. В первые дни на новом месте вороной лишь Сашке позволял приближаться к деннику. Старательно расчищая жеребца, она мягко и осторожно оглаживала его сильную шею, бока, постепенно приучая его спокойно относиться к прикосновениям. Затем, когда касания уже не вызывали непроизвольного подрагивания кожи, она, стремясь закрепить успех, стала то нарочно громко шуршать пакетом, прибираясь в деннике, то напевать или хлопать в ладоши, приучая его не бояться новых звуков. Когда установился прочный контакт, Сашка решилась вывести его на воздух: и тут ни в коем случае нельзя было воздействовать тычком – только мягким движением повода – и лишь до того момента, пока жеребец не поймет, что от него требуется и не уступит хотя бы на йоту. И даже самая маленькая победа заставляла сердце Сашки ликовать от восторга, она улыбалась и оглаживала умного красавца. Постепенно он привык к прогулкам на корде и послушно отправлялся в аллюр от легкого взмаха ее руки. Садиться в седло после той скачки на Сером Сашка уже не решалась – и дело даже не в запрете врача. Кости на сломанной руке срослись, а травма спины никак себя не выдавала. Но она обещала маме. Хотя ее так и подмывало вскочить в седло и шенкелем отправить коня в бешеный галоп. Она завистливым взглядом провожала Серегу или его напарника, которые по очереди выезжали вороного. Им доставался восторг скачки, ей – метла и щетки.

      День за днем по шажочку завоевывая доверие вороного, Сашка ни на минуту не забывала о Сером, у которого и грива теперь была – волосок к волоску, и копыта вычищены, и глаз озорно сверкал. Облезлый доходяга, каким его все привыкли видеть, словно разом молодел, когда приходила Сашка, и безумно ревновал ее к красавцу-вороному. Задерживаясь на конюшне допоздна, Сашка вела с Серым долгие задушевные беседы. Рассказывала о Питере, маме, Анне Петровне, конной школе и заветной мечте – наступит лето, и она, наконец, улетит к маме за океан. На этом месте Сашка спотыкалась и прикусывала язык, потому что в глазах Серого явственно читался вопрос: «А как же я? Ты меня бросишь?». И Сашка поспешно начинала рассказывать о том, что было сегодня в школе и какой же все-таки придурок этот несносный Хусаинов.

      «Не загадывай наперед,