Небесная музыка. Луна. Анна Джейн

цепкая обезьянка. А он – теплое дерево. Живое и очень сердитое.

      К его чести, Лестерс не бьет меня – наверное, где-то глубоко внутри своей души он – джентльмен. Или, как и я, боится исков, а еще – огласки. Вдруг станет известно, что надежда нации на получение Оскара – Дастин Лестерс – избил хрупкую студентку Хартли за то, что она помешала его отдыху на крыше. Ха! Журналисты порвут его репутацию на сувениры, а то, что осталось, припечатают клеймом монстра.

      – Беги! – кричу я Лилит из-за плеча актера. Она отчаянно мотает головой.

      – Только с тобой! – драматично изрекает подруга. Ее глаза бегают по крыше, и меня озаряет догадка, что отчаявшаяся Лилит ищет какой-нибудь предмет, которым можно огреть Лестерса. Только не это! Да нас сразу исключат из Хартли, если она ему сейчас по башке заедет какой-нибудь железякой. Но вместо железяки Лилит хватает хлопушку.

      – Не бей его! – ору я – перед моими глазами вновь тотчас появляются иски звездных адвокатов. Мы будем расплачиваться еще несколько жизней. Колесо сансары бесконечных кредитов.

      – Что-о-о?!

      Актер, не понимая, что я имею в виду, резко оглядывается назад, видит Лилит с отчаянным лицом и занесенной в руке хлопушкой и непроизвольно делает шаг назад. И, конечно же, спотыкается, не забывая прошипеть что-то злобное.

      Кто знал, что он такой неуклюжий?!

      Мы теряем равновесие и к неожиданности обоих падаем на мою спину, вернее, должны были упасть. Но не зря говорят, в экстремальных ситуациях человек способен на многое. Не понимая, что делаю, я умудряюсь каким-то неведомым образом перевернуться в воздухе во время короткого мига полета и оказываюсь сверху знаменитого актера.

      Я лежу на Лестерсе, как на надувном матрасе, только вместо воздуха в нем теплые кирпичи – его тело твердое, и каждая мышца напряжена. Я, не понимая всей глупости происходящего, приподнимаюсь, опираюсь на одну руку – вторая покоится на его вздымающейся груди, но не встаю, глядя в лицо Лестерса. И даже не замечаю, как из хвоста выбилась рыжая прядь, касающаяся кончиком его шеи, на которой чуть выступает вена.

      Мы смотрим друг другу в глаза. Можно даже сказать, что преданно смотрим. Не отрывая взгляды.

      Время застыло – прошла лишь пара секунд, а для меня – значительно больше.

      Я понимаю, что у него отличная, слегка загорелая кожа – пара едва заметных шрамов на лбу не в счет, идеально выбритое лицо, широкие скулы, упрямый подбородок, крепко сжатые губы, прямой нос, прямые черные брови – гармоничное лицо, которое нельзя назвать кукольно красивым, однако оно – выразительное. И сам – выразительный и эмоциональный, хоть и кажется отстраненно-надменным. Особенно хорошо это понимаешь, когда между твоим и этим самым лицом всего лишь дюймов шесть, а твоя рука чувствует, как бьется чужое сердце. Мягкий приятный ментоловый аромат завораживает и настораживает одновременно. Но больше всего привлекают глаза – широко открытые, странного, никогда прежде мною не встречаемого цвета морозного неба. Зрачки расширены – видимо, от ужаса.

      Все это я осознаю и замечаю за две или три