Ведьмин клад. Татьяна Корсакова

сестра Матрена. – Вперед выступил сухонький сгорбленный старичок.

      – Так в вашу глухомань не наездишься, Митрофан Григорьевич, – монахиня развела руками.

      Старички согласно закивали.

      – Вот матушка Анисия кланяться велела, гостинцы вам передала.

      – Так и вы ей кланяйтесь. Пусть помолится за души наши грешные, – Митрофан Григорьевич торопливо перекрестился, и все его односельчане перекрестились следом.

      – Как у скитниц-то, все спокойно? – поинтересовалась сестра Матрена.

      – Так, кажись, все по-прежнему. Матушка Василиса к нам на прошлой неделе наведывалась, меду приносила.

      – А коммунары как?

      – А что коммунары? Они ж от нас, почитай, за десять верст живут. Не слышно их и не видно, слава тебе, Господи. А вы, матушка, в наши края по делу али как? – старичок степенно огладил сивую бороду.

      – По делу, Митрофан Григорьевич. Вот паломницу в скит везу, – сестра Матрена указала на Настю.

      – Такая молоденькая, – ахнула одна из бабушек и снова перекрестилась.

      – Будет наконец святым старицам помощница, – Митрофан Григорьевич задумчиво покивал головой. – Сестра Агния-то совсем слаба стала. Видать, Господь ее скоро приберет.

      – На все воля Его, – монахиня перекрестилась, нетерпеливо посмотрела на часы. – Пора нам, уважаемые.

      Старики, все как один, закивали, на всякий случай отошли подальше от «уазика».

      – А кто такие коммунары? – спросила Настя, когда поселок был уже далеко позади.

      – Коммунары? Коммунары – это наш крест. Какой-то приезжий, поговаривают, что из самой Москвы, отстроил деревеньку, вот такую же, как Глубокое, и заселил ее своими воспитанниками. Трудными подростками, наркоманами, теми, кто только из тюрьмы вышел и пытается на путь истинный вернуться. Оно вроде как и дело благородное, вот только у матушки Анисии сомнения имеются. Говорят, порядки в той коммуне армейские, а еще юноши и девушки живут вместе, одним хозяйством, – монахиня нервно передернула худыми плечами. – Говорят, что безобразничают они, в окрестных селах воровством промышляют.

      – Так, может, надо с их руководителем поговорить?

      – Матушка-настоятельница как услышала про эти непотребства, сама по осени в коммуну ездила. Да только ничего не вышло у нее. Руководитель коммуны с порога ей заявил, что он атеист, не верит ни в Бога, ни в дьявола, – сестра Матрена испуганно перекрестилась, – а верит только в какую-то методику. Единственное – пообещал придержать своих воспитанников, чтобы местным жителям не досаждали. Ну, вот мы и на месте! – сказала она без всякого перехода и нажала на педаль тормоза.

      «Уазик» кашлянул и замер у покосившихся деревянных ворот. Настя выбралась из машины, заглянула в приоткрытую створку.

      Подворье было совсем маленьким. Бревенчатая изба с резными, выкрашенными в зеленый цвет ставнями. Сарай, размерами не меньшими, а то и большими, чем изба. Аккуратная поленница дров под деревянным навесом. Чисто выметенный земляной двор. Мохнатый черный пес, отреагировавший на появление