Плаха. И дольше века длится день (сборник). Чингиз Айтматов

месте, но это должно было случиться. Не с ним, так с кем-то другим, ему подобным.

      Рассказывая ученикам восьмого класса о европейской части света, Абуталип Куттыбаев упомянул о том, как однажды вывезли их из концлагеря в Южно-Баварские Альпы на каменоломни и как оттуда им удалось, разоружив охрану, бежать к югославским партизанам, рассказал, что он прошел пол-Европы во время войны, бывал на берегах Адриатического и Средиземного морей, хорошо знаком с той природой, с жизнью местного населения и что все это в учебнике невозможно описать. Учитель считал, что тем самым обогащает предмет живыми наблюдениями очевидца.

      Его указка ходила по сине-зелено-коричневой географической карте Европы, вывешенной на школьной доске, его указка прослеживала возвышенности, равнины, реки, касаясь то и дело тех мест, которые снились ему и поныне ночами, где шли бои изо дня в день, многие лета и зимы, и, возможно, указка коснулась той неразличимой точки, где пролилась его кровь, когда сбоку полоснула неожиданно очередь вражеского автомата, и он медленно покатился по склону, обагряя кровью траву и камни, та алая кровь могла бы залить всю учебную карту, и ему даже примерещилось на мгновение, как растекается по карте та алая кровь, как закружилась тогда голова и потемнело, поплыло в глазах, как, опрокидываясь, падали горы и он закричал, призывая на помощь друга-поляка, вместе бежавшего прошлым летом из баварских каменоломен: «Казимир! Казимир!» Но тот его не слышал, потому что ему только казалось, что он кричит изо всех сил, а на самом деле он не проронил ни звука и пришел в себя лишь в партизанском госпитале после переливания крови.

      Рассказывая ученикам о европейской части света, Абуталип Куттыбаев удивлялся себе, тому, что может после всего пережитого так деловито, так отстраненно говорить лишь о том, что имеет отношение к элементарной школьной географии.

      И тут резко поднятая рука на передней парте прервала его речь:

      – Агай[10], значит, вы были в плену?

      На него смотрели с холодной ясностью жесткие глаза. Лицо подростка было слегка запрокинуто, он стоял по стойке «смирно», и на всю жизнь запомнились почему-то его зубы, у него был обратный прикус – нижний ряд зубов перекрывал, выступая, верхний ряд.

      – Да, а что?

      – А почему вы не застрелились?

      – А почему нужно было убить себя? Я и так был ранен.

      – А потому, что недопустимо сдаваться во вражеский плен, есть такой приказ!

      – Чей приказ?

      – Приказ свыше.

      – Откуда это тебе известно?

      – Я все знаю. У нас бывают люди из Алма-Аты, из Москвы даже приезжали. Значит, вы не выполнили приказ свыше?

      – А твой отец был на войне?

      – Нет, он занимался мобилизацией.

      – Тогда нам с тобой трудно объясниться. Могу лишь сказать, что другого выхода у меня не было.

      – Все равно вы должны были выполнить приказ.

      – А ты чего придираешься? – С места поднялся другой ученик. –

10

Агай – учитель.