Гравилёт «Цесаревич» (сборник). Вячеслав Рыбаков

Стася, нет.

      – Я же чувствую.

      – Ты уже не хочешь?

      – Всегда хочу. Всегда лежала бы так. Но ты отдохни чуточку.

      Как нежно произнесла она это «чтч». Варшава.

      – Я никуда не денусь, Саша.

      – Я денусь.

      – Ты денешься. А я не денусь. Когда понадоблюсь – всегда буду под рукой.

      Она не лгала. Но и не говорила правду. Она просто – говорила.

      Села. Спустила ноги на пушистый, во весь пол, ковер. Озабоченно посмотрела в сторону окошка. Простор подергивался медовой дымкой.

      – Как ты думаешь, не слышно было, как я тут повизгивала?

      – Мягко сказано… – пробормотал я.

      – Я же соскучилась, – объяснила она и встала. Медленно подошла к окну. Я смотрел. Она чувствовала мой взгляд, конечно, и не оборачивалась – неторопливо шла и давала мне любоваться вволю. Почти танцевала. Упругая, гибкая, смуглая – на миг я показался себе факиром с флейтой, заклинающим из последних сил… кого?

      – Вечереет, – сказала она. Помолчала; я любовался. – Сейчас мы к Бебрисцихе уже не поедем, конечно.

      – У меня и впрямь оказались иные виды на вторую половину дня.

      Она не ответила. Наверное, уже не помнила этих своих слов.

      – Но вот завтра с утра, – мечтательно произнесла она, помедлив. – Подумать только, целую неделю будем здесь! Я так благодарна тебе. – И вдруг, вскинув руки, закружилась по комнате. Иссиня-черные волосы разлетелись стремительной каруселью, грудь искусительно трепетала. Уже опять хотелось стиснуть ее ладонью. – Как хорошо! Как хорошо! Я счаст-ли-вая!

      «Получением сего…» Уже не помню! Не помню!

      – Чудесные букеты ты сделала.

      – Что-что, а уж это я умею. – Она повернулась ко мне и чуть удивленно глянула исподлобья. Будто для нее сюрпризом оказалось: я смотрю на нее, а не на букеты. – Как ты смотришь…

      – Как?

      – Хорошо. Я на Лизу похожа?

      Горло перехватило. Я сглотнул.

      – Совсем не похожа.

      – А в постели похожа?

      – Совсем не похожа.

      – Ты по-разному чувствуешь со мной и с нею?

      – Совсем по-разному.

      – Не все равно?

      – Нет.

      – Ты был с ней счастлив, пока мы не налетели друг на друга?

      – Я и сейчас с ней счастлив. И с тобой счастлив.

      Она улыбнулась чуть презрительно.

      – Тебе надо было принимать магометанство, а не коммунизм.

      – Тогда я не смог бы пить вина.

      – Ой, дура я дура! – Она всплеснула руками. – Лезу с разговорами, а мужик, естественно, еще дернуть хочет! Давай я накину что-нибудь и сбегаю вниз, там на столе оставалась бутылка.

      – Ты слишком заботлива.

      – Не бывает «слишком». Еще древние вещали: благородная женщина после близости должна заботиться о возлюбленном, как мать о ребенке, ибо женщина в близости рождается, а мужчина умирает. И спортсменами подмечено: после этого дела показатели у женщин улучшаются, а у мужчин – фюить!

      – Постараемся выжить, – ответил я и, сунув руку в щель между