Кто на свете всех темнее. Алла Полянская

освоила, но не настолько, чтоб за три часа перефасовать пять мешков. Или успею? А ведь было бы смешно – успеть.

      – Погоди, вот я закончу и помогу тебе. – Валька сокрушенно кивает. – Это ж немыслимое дело.

      – Говорю – пожалуйся Людмиле. – Тетя Паша с сомнением смотрит на мешки. – Сомневаюсь я, что это заказ, просто куражится, гад.

      Не хочу я жаловаться, не хочу привлекать к себе внимания, и вообще я только недавно сюда пришла, и мне во что бы то ни стало нужно затеряться среди стаи кальмаров, чтобы никто не заподозрил, что я – Другой Кальмар.

      А потому мне надо отключить голову и сосредоточиться на процессе. Я умею выполнять монотонную работу, она меня не раздражает и не напрягает, если я знаю, зачем мне это нужно. А мне сейчас это очень нужно, выхода нет.

      – Ого!

      Я вынырнула из гороховой пыли, чтобы посмотреть, кто это решил посчитать производительность моего труда.

      Я не слышала, как подошла Людмила, а она стоит рядом и смотрит на ящики, полные пакетов гороха, с озадаченным интересом.

      – Это же сколько ты сегодня… Две нормы сделала?

      Я пожала плечами – тут все три, скорее, и я успела.

      – Даже три, я думаю, – продолжает Людмила. – Это зачем же ты?..

      – Да разве она сама?! – Валька тут же вмешалась. – Георгий тут который уж день бегал вокруг нее, ныл все: ротозеев понабирали! А потом часа три назад Санька привез еще пять мешков и говорит: велено нафасовать до конца дня. Ну, вот она и фасовала.

      – Головы не подняла за день, в туалет – и то не сбегала и не обедала. – Тетя Паша тоже решила наябедничать. – Который день он девку пилит ни за что, а она, знай, работает молча, а ему это, может быть, обиднее всего – что молчит, значит.

      – Георгий, значит? – Людмила прищурилась, потом снова обратила взор своих маленьких серых глаз на ящики, в которых громоздились бесчисленные пакеты с горохом. – Ну, за переработку тебе заплатят, конечно, тут разговору нет. Но больше такой стахановский подвиг повторять не надо, норму сделала – все, встала и ушла.

      Она взяла из ящика пакет наугад и бросила на весы.

      – Вес точный. Ладно же. – Людмила достала из кармана потрепанный блокнот, что-то написала в нем, оторвала страницу и вручила мне. – Ступай сейчас в кассу, деньги получишь по факту, чтоб потом бухгалтерия не путалась, мы-то официально твою переработку провести никак не сможем.

      – А касса где?

      – В центральном корпусе, на первом этаже. Ступай прямо сейчас, а я Васильевне позвоню, чтоб выдала без проволочек.

      Я встаю, ощущая, как затекло все тело. Эта работа меня убивает, но она мне очень нужна.

      Офис с большими стеклянными окнами, внутри светло и уютно, столики девчонок-менеджеров расставлены так, чтоб они не мешали друг другу и свет падал одинаково. На стойках цветы, ряд пальм и фикусов отделяет рабочую зону от небольшого пространства с круглыми обеденными столиками.

      Да, обстановка знакомая.

      Касса – стеклянная будка в углу. Я сую в окошко записку, которую мне выдала Людмила.

      – Вот